Известно, что политика влияет на экономику, и если межправительственные отношения государств ухудшаются, это отражается на их торгово-инвестиционных связях. Сегодня отношения России и стран Балтии переживают глубочайший кризис, но как это сказывается на малом и среднем бизнесе?
Об этом Baltnews поговорил с директором по развитию Балтийско-евразийской палаты предпринимателей Сергеем Кудрявцевым.
– Г-н Кудрявцев, на чем базируется экономическое сотрудничество России и стран Балтии? Раньше это был, прежде всего, транзит, но в последнее время он значительно упал и практически исчез.
– Нет, транзит остался. Просто раньше это был массированный транзит, связанный с перевозками металлов, нефтепродуктов, калийных удобрений. Сейчас эта концепция осталось ровно такой же, но только ее заменил малый и средний бизнес.
Транзит продолжается, но только он диверсифицирован, в нем участвует множество небольших предприятий. А система ровно такая же. Из Евразийского экономического союза, стран СНГ сюда идет то, что и шло раньше – пиломатериалы, оборудование, продукты питания – и потом после частичной переработки это перепродается в Европу.
Эстонские, латвийские литовские компании становятся посредниками между российским бизнесом и конечными покупателями в Европе. В основном, в Центральной Европе.
– Повлияла ли частичная потеря российского и белорусского транзита на доходы и экономическое развитие стран Балтии?
– Конечно, повлияла. Это политическое решение, которое убивает страны. Это видно на примере Литвы, которая отказалась от поставок калийных удобрений, полностью убив поставки. Более того, она нарушила контрактные обязательства, по которым будет обязана выплатить неустойку и штрафы.
Финал транзитной игры с удобрениями: у Белоруссии – козырь, у Литвы – убытки >>>
Это чисто политическое решение, которое плохо отразится на экономике страны. Я уверен, что литовских политиков принудили принять это решение.
– Нужна ли Россия Прибалтике с экономической точки зрения?
– Конечно. Здесь со времен Советского Союза осталась налаженная инфраструктура внешней торговли. В начале 1990-х годов она наполняла бюджеты стран Балтии.
Потом, когда торговые потоки стали перестраиваться, эта инфраструктура перестала быть нужной для небольших потоков, которые сейчас идут. Соответственно, все сопутствующее – бизнес, рабочие места – стало сокращаться.
– Какие инвестиционные проекты из России находят интерес в странах Балтии?
– Инвестиционные проекты, связанные с частичной или полной локализацией производства. Это те, с кем я связан. Понятно, что большой класс инвестиций – это инвестиции на деривативах: финансовые инструменты, криптовалюта, ИТ-проекты.
– Я знаю, что в Эстонии прочно обосновался "Аквафор".
– Да, это так. Но у меня малый и средний бизнес, а это крупный бизнес, который может позволить себе строительство целого завода. А в подавляющем большинстве случаев относительно небольшие предприятия, конечно же, никаких заводов не строят.
Они ищут производственные площадки, которые можно взять в аренду, и хорошо, если там инженерная инфраструктура развита. И на ней локализуют производство. Такие компании, как "Аквафор", можно по пальцам пересчитать.
– Какие еще компании работают в Эстонии?
– Я знаю, что живы три проекта – Eskaro (международная группа компаний по производству лакокрасочных материалов – прим. Baltnews), "Аквафор" и сейчас готовится завод ветрогенераторов в Кохтла-Ярве. Но там инвестированы сотни тысяч евро.
Это единичные случаи, не являющиеся практикой для Эстонии. Такие проекты как правило реализуются в больших богатых странах – США, Германия, Дания и так далее.
– Почему это исключение для Эстонии?
– По сравнению с Центральной Европой здесь нет никакого рынка. Посмотрите на объемы ВВП Германии, Польши. Эти проекты могут быть ориентированы только на серьезные рынки в Западной и Центральной Европе, поскольку их размещают ближе к потребителям.
Например, я знаю, что большой проект "Росатома", который мы рассматривали, перешел в Голландию, потому что там больше потребителей. Часть проектов перешла в Австрию по той же причине.
– Желают ли российские компании вкладываться в страны Балтии?
– В общем-то нет. У них абсолютно локальные проекты, которые в большей степени реализуют их конкретные задачи. Если задача не реализуется, чаще всего таких вложений нет.
Вложения идут больше в спекулятивный капитал. У кого есть свободные деньги, скорее всего, вкладываются не в производство, а деривативы – там большая маржинальность. Особенно в России, которая вообще является сейчас "раем для спекулянтов".
– Является ли Прибалтика "раем для спекулянтов"?
– Нет. Прибалтика интересна, может быть, в плане ИТ-вещей, но в плане обычных финансовых спекуляций Россия – номер один. Многие, и я в том числе, банально берут деньги и ставят их на депозиты в России, потому что они в два-три раза больше, чем в среднем в Европе. Средняя ставка по рублям составляет 5,5–6,5%, а средняя ставка обычного депозита по евро не дотягивает до 1,5%.
Даже на курсе евро свободные средства достаточно банально поставить на депозит в России и получить маржинальность в три раза больше, чем в Эстонии и Прибалтике в целом.
– Но тем не менее российские компании чем-то привлекает прибалтийский рынок.
– Во-первых, привлекает хорошая работа институтов. Это системная вещь, позволяющая не тратить время на выстраивание конкретных отношений. Во-вторых, Прибалтика и, в частности, Эстония являют собой образец налогово-таможенного администрирования, который дает максимальный эффект при внешней торговле.
Мы с вами знаем, что все эстонские компании не имеют налога на нераспределенную прибыль и имеют возможность активно работать с налогом с оборота, в отличие от России. Если он переплачен, здесь его можно легко получить обратно, можно зачесть в счет других налогов, а можно даже не платить, если ты точно докажешь, что товар уходит из Эстонии дальше в Европу.
В России такого нет. Там администрирование настроено на запретном принципе. Нужно сперва за все заплатить, даже если ты имеешь право все вернуть, а потом бегать и доказывать, что ты имеешь право это вернуть. Естественно, для бизнеса это дополнительная нагрузка.
– Влияют ли санкции и плохие политические отношения на готовность российского бизнеса инвестировать в Прибалтику?
– Я считаю, это больше пиар. Если говорить о реальном бизнесе и тех, кто реально смотрит на вещи, это вообще никак не влияет.
Может быть, это влияет на большой бизнес, поставляющий продукты, калийные удобрения. Малый и средний бизнес санкции совсем не трогают, поскольку институты в Прибалтике и, в частности, в Эстонии работают вне зависимости от политической конъюнктуры.
– Известны случаи, когда в Прибалтике российским компаниям мешали вести бизнес. Например, в 2018 году в Эстонии и Литве "Яндекс.Такси" обвинили в "шпионаже" в пользу России.
– Политики – люди подневольные. Во многих случаях они вынуждены отрабатывать свой статус. Есть определенная повестка, которой они обязаны следовать. Исключение, может быть, оппозиция. Они, с одной стороны, публично заявляют, что есть определенные сложности в ведении бизнеса с Россией, но в реальности в кулуарах они говорят и делают совсем другое.
Например, все больше облегчаются условия по организации юридических лиц, упрощается налоговое администрирование.
Своими делами они говорят: "Идите к нам, делайте у нас бизнес". Это в общем-то понятная политика, потому что как бы то ни было, если бизнес развивается (не важно, какой, главное, чтобы он был законный), он генерирует деловую активность и благосостояние граждан.
– Инвестирует ли Прибалтика в Россию?
– Да, свободный капитал идет на российский рынок, но он идет скорее на спекулятивный капитал – там самая высокая норма прибыли. В производственные секторы практически ничего не идет. Если говорить о товарных моделях, он ближе к северо-западной части России.
– Сталкиваются ли прибалтийские предпринимателями с какими-то сложностями в организации своего бизнеса в России?
– В России для них чуждая система организации бизнеса. Я упомянул, что в Эстонии хорошо работают институты, и даже я больше привык работать в Эстонии – это более комфортно. Реально не надо ни с кем договариваться, согласовывать что-то с чиновниками.
Например, в сфере банка все делается автоматически, практически без участия людей. А в России наоборот: там нужны личные отношения с чиновниками, конкретными бизнесменами, какими-то надзорными органами, потому что по обычной бюрократической процедуре это будет долго, сложно и запутано. Это, конечно, плохо для бизнеса.