Британский политолог: кризисы пробуждают в ЕС страхи перед Россией и Китаем

Флаг Европейского Союза на фоне Спасской башни Кремля в Москве
MLADEN ANTONOV

Семен Бойков

Британский журналист, политолог Квентин Пил считает, что кризис беженцев, Брексит, пандемия COVID-19 сделают Европейский союз более сильным.

История Евросоюза – история кризисов. Только за последние пять ЕС столкнулся с тремя серьезными вызовами, поставившими под сомнение единство его стран-членов.

В 2015 году Европу накрыла волна беженцев, в 2016 году жители Великобритании высказались за выход страны из Евросоюза. В начале 2020 года Европейский союз столкнулся с пандемией коронавируса COVID-19.

О судьбе европейского проекта и его перспективах Baltnews поговорил с научным сотрудником европейской программы Королевского института международных исследований (Chatham House), бывшим редактором Financial Times Квентином Пилом.

Квентин Пил
Квентин Пил

О Великобритании в ЕС

– Г-н Пил, полгода назад в Оксфорде мы обсуждали будущее Великобритании и Евросоюза после Брексита. Вы назвали его "сумасшедшим решением" и "шагом назад в прошлое". И вы сказали, что Брексит навредит не столько экономически, сколько психологически. Что вы имели в виду?

– Я думаю, британцы никогда не разделяли стратегический курс Евросоюза, который, с одной стороны, заключался в желании предотвратить начало новой войны в Европе, прежде всего, между Германией и Францией, а с другой стороны – в намерении создать структуру, в которой ресурсы распределялись бы так, чтобы они больше никогда друг другу не противостояли.
Британцы всегда были скептически настроены. Они полагали, что им не нужна подобная организация. В 1950-х годах англичане верили, что у них есть империя и Европа им не нужна. И только после того, как европейский проект стал экономически успешным, британцы поняли, что даже если они не воспримут стратегический курс, им было бы выгодно присоединиться к общему рынку.

– А как к этому относились Франция и Германия?

– Генерал Шарль де Голль заявил, что, если англичане не хотят придерживаться большого стратегического курса, им нечего делать в Союзе.

Немцы же считали, что британцам следует войти в Союз, отчасти потому что рассчитывали на большее доверие со стороны США.

Британцы в конечном счете вступили в Союз в 1973 году, но они никогда не питали к этому большого энтузиазма, и им хотелось оставаться в стороне.

– Кто меньше всего выступал за присоединение к европейскому проекту?

– Именно англичане придерживались традиционно националистических взглядов, причем даже больше, чем шотландцы, ирландцы или валлийцы – они видели в европейской интеграции возможность снизить экономическое давление со стороны англичан. И Брексит вновь оживил эти противоречия внутри Великобритании: шотландцы, валлийцы и ирландцы проголосовали за то, чтобы остаться в ЕС, а англичане проголосовали за выход.

О евроскептицизме

– Интересно, что за последние двадцать лет европейские избиратели стали все больше голосовать за партии евроскептиков, но при этом абсолютное большинство людей поддерживает Евросоюз. Как это можно объяснить?

– Я думаю, в каждой отдельной стране есть свои причины, но здесь можно выделить и общие закономерности.

После распада СССР границы в Европе были поставлены под вопрос, и главной проблемой здесь стали Балканы – бывшая Югославия.

Распад Югославии спровоцировал потоки беженцев, направлявшихся напрямую в Германию и другие страны. Из стран Восточной Европы также двинулись люди.

– Да, но при чем здесь евроскептицизм и еврооптимизм?

– Позвольте мне представить широкую картину, почему выросла поддержка партий евроскептиков и правых партий. Мы их видим во Франции, Италии, Финляндии, Германии, Нидерландах. И в принципе они поднялись, благодаря одному фактору – реакции против иммиграции. Так, во Франции и Нидерландах негативная реакция на мусульман и арабов стала залогом успеха для правых партий. А также вера в то, что национальные границы надежнее, чем общеевропейские.
В общем, все началось с миграционных потоков из Северной Африки, беженцев из бывшей Югославии, а потом в Европу направились потоки людей с Ближнего Востока – Сирии, Ирака, Афганистана, и пик этого пришелся на 2015 год. Так что одной из проблем ЕС стала невозможность регулировать потоки мигрантов. Это первый фактор.

А второй фактор кроется в экономических проблемах. Финансовый кризис 2008–2009 годов особо остро ударил по южно-европейским странам – Италии, Испании, Греции. Они вновь и вновь задаются вопросом: что Европа делает для нас? 

– Но зачем тогда итальянцам, испанцам и грекам нужен ЕС?

– Для таких стран, как Италия, Испания, Греция, а также новых стран-членов из Центральной и Восточной Европы важную роль играет финансовая помощь ЕС и благодаря этому они поддерживают высокие темпы роста.

– Забавно, что правительства Польши и Венгрии довольно скептически относятся к Брюсселю.

– Здесь мы имеем любопытное разделение. Простые поляки довольно хорошо относятся к ЕС, но политики – нет. В Польше существует социальный консерватизм, кстати имеющийся и в других странах. Я говорю о различиях между намного более либеральными городскими слоями населения и людьми из сельской местности.

Так что правящая в Польше партия "Право и справедливость" опирается на людей из глубинок, занятых на старых добывающих предприятиях. Жители городов настроены к ней более оппозиционно – они более либеральны и проевропейски.

Примерно такое же разделение было и в Великобритании, когда люди голосовали по Брекситу.

О будущем Евросоюза

– Несколько недель назад лидерам ЕС удалось договориться о новом семилетнем бюджете на 2021–2027 годы и согласовать план восстановления европейской экономики после пандемии коронавируса. Саммит ЕС длился почти пять дней, и переговоры шли, мягко скажем, непросто. Является ли это свидетельством того, что ЕС стал разобщенным, что странам стало сложно друг с другом взаимодействовать? 

– Я так не думаю. Я думаю, это очень важно, что им удалось договориться, и этого соглашения было чрезвычайно сложно достичь.

И, мне кажется, что они смогли это сделать благодаря коронавирусу COVID-19. Пандемия стала настоящей трагедией, заставившей достичь соглашения.

Сыграло также свою роль и изменение позиции канцлера Германии Ангелы Меркель. Германия осознала, что, если она не уступит, это пагубно отразится на всем ЕС.

Лидеры ЕС в любом случае достигли бы соглашения. Если не в рамках этого саммита, то спустя какое-то время. Это соглашение было очень сложно достичь, но было очень нужно, поскольку это позволило в значительной мере увеличить бюджет ЕС.

– А может ли быть так, что когда-нибудь европейские политики не смогут договориться?

– Я думаю, что всегда будет сложно и всегда это будет зависеть от конкретной политической обстановки. Германия и Франция играют здесь центральную роль, и мне кажется, что выход Великобритании из ЕС положительно скажется на переговорном процессе в будущем.

Великобритания становилась все большей проблемой в процессе принятия решений. В этот раз эту роль сыграли Нидерланды. Однако это не очень большая страна, и даже без нее соглашение было бы достигнуто.

На самом деле меня больше всего беспокоит, что в итоге случится с Италией. Сможет ли она выкарабкаться? В настоящий момент она столкнулась с крупными проблемами.

– Как бы вы охарактеризовали ЕС сегодня и каково будущее Евросоюза?

– На мой взгляд, ЕС – потрясающий и смелый эксперимент. Да, Евросоюз довольно бюрократичен, но процесс принятия коллективных решений, даже если это занимает чудовищное количество сил и времени, – фантастически позитивный процесс, дающий возможность избежать конкуренцию, существовавшую раньше.

Я убежден, что мультинационализм – шаг вперед. Но я не уверен, что у нас наберется достаточно аргументов для этого.

Мне кажется, что с каждым экономическим кризисом и падением роста переживания об усилении Китая, Дональде Трампе в США, Владимире Путине в России будут отбрасывать Европу назад в национализм.

И я в конечном итоге уверен, что британцы со временем поймут, что выход Великобритании из ЕС стал катастрофой. И очень надеюсь, что через двадцать лет они решат, что они вновь хотят вернуться в Евросоюз. 

Ссылки по теме