Из переписки. Антон Клотц: "Когда узнал о твоем аресте, сразу же захотелось помочь. Написал в немецкое посольство в Эстонии, что, мол, если немецкое посольство в России мониторит права человека там, то не мешало бы им и помониторить соблюдение прав человека в стране, которая является членом ЕС. После нескольких напоминаний получил от них ответ, что, мол, о тебе они знают и мониторят, но так это или просто отписка, я, конечно, не знаю.
Писал представителям Европарламента, о которых я знал, что они занимаются Россией, сравнивая твой арест и [оппозиционного российского блогера Алексея] Навального, но ни ответа, ни привета. Писал бывшей секретарше [депутата бундестага Сары] Вагенкнехт, которая в 2009-м организовывала ее приезд на заседание суда "бронзовой четверки", но там тоже глухое молчание…"
Дело № 21913000008 (мое дело)
Я написал Антону большое ответное письмо, в котором, среди прочего, высказывался о том, почему, по моему мнению, вокруг моего кейса такое глухое молчание со стороны тех, кто, казалось бы, должен кричать на весь мир: "Наших бьют!". Причина проста – я не "их". Я вообще ничей. Сам по себе дяденька, свой собственный.
Г-н Навальный – это глобальный инвестиционный проект, причем проект рискованный. Сколько в него вложено денег? Не знаю. Зато знаю, сколько "полученных преступным путем средств" насчитала у меня Государственная прокуратура и Охранная полиция – 5334,48 (пять тысяч триста тридцать четыре евро и 48 евроцентов).
Это – за двенадцать лет слежки за мной, начиная с 2009 года. Эту сумму составили мои гонорары за публикации и компенсация проездных расходов на конференции. Для выявления этой суммы была проделана огромная работа: были запрошены банки и получен от них ответ, были под микроскопом изучены мои перечисления дочерям, особенно младшей, которая в России.
Были изучены финансы мамы и брата… Короче, ни Киров-леса, ни Ив-Роше за мной не числятся. Тем не менее первый мой разговор в Охранной полиции начался почти с г-на Навального: Александр Тоотс, который отрекомендовался как человек, без которого в Охранной полиции не принимается ни одно решение (вполне допускаю, что так оно и есть), заявил сходу, что сяду я точно и что менять они меня ни на кого не будут. Потому как никого их интересующего в России сейчас не сидит.
В голове сразу: "Обменяли хулигана на Луиса Корвалана" ("хулиганом", сколько помню, был Владимир Буковский – я был на встрече с ним в Таллине. С большей охотой встретился бы с Корваланом…). Почему меня должны на кого-то менять? У меня только что закончился обыск продолжительностью в сутки, жесткая скамья на этапе, арестный дом, адвокат еще не подъехал, сам я без него только слушаю…
А г-н Тоотс продолжает обрисовывать мои перспективы и доходит до того, что будущее мое безрадостно. Хотя… Если он думал, что я ухвачусь за это "хотя", то ошибся.
Молчу. Злюсь. Охреневаю. Еще сутки назад был дворником, а теперь мне говорят, что менять меня, как шпиона, не на кого. Даже на Навального... Такого карьерного взлета у меня еще не было.
Из неудачной переписки
5 октября меня вызвали к тюремному оперу, который официально называется специалистом. Тот показывает мне конверт, который я день назад отдал почтальону. В конверте – письмо коллеге в Латвию и вложение – заключительная часть обвинительного акта, переведенная на русский язык и отредактированная мною.
"Отредактированная" означает, что я, как "цэрэушник", сидел весь вечер и вымарывал в тексте все, что могло указывать на моих "кураторов" из ГРУ, ФСБ, СВР и АП – всего семь штук.
Я бы этого, может, и не делал, но на этих благородных людей заведено уголовное дело, которое, естественно, ничем не закончится, но под сурдинку этим господам может быть закрыт Шенген – типа, они в розыске… Их имена я сообщил только редакции портала [Baltnews], с ними связались, но широкой публике их имена я называть не буду. Захотят сами – пожалуйста.
Так вот, г-н Андрес Пыдра и его начальник г-н Янар Лооритс очень интересуются: что в черном ящике конверте? Я, как вежливый человек, не хамлю в ответ чем-то вроде "А какое твое собачье дело?!", а вежливо опять-таки интересуюсь причиной столь внезапного интереса к содержанию моей корреспонденции. Оказывается, почтальон заметил, что в письме содержится нечто, что по внешним признакам напоминает материалы дела. Которые разглашать нельзя – статья какая-то УПК (Уголовно-процессуального кодекса – прим. Baltnews).
Тут надо пояснить: тайна переписки в тюрьме – относительная. То есть почтальону протягивается открытый конверт. Почтальон проверяет содержимое на предмет "незаконных вложений" (был случай, когда министру юстиции пытались отправить ложку баланды с предложением жрать это самому), после чего торжественно отрывает клейкую ленточку и заклеивает письмо. А ленточку опять-таки торжественно протягивает тебе вместо квитанции. Ритуал такой. Да, теоретически почтальон мог такое углядеть и доложить оперу, ни слова при этом не сказав. Верю я в это или нет – другой вопрос.
Меня заинтересовало другое, и этот вопрос мы отдельно проработали с адвокатом. Ничего, кроме имен "кураторов" ("не навреди!"), я в своем деле скрывать не собираюсь. Так как по сути предъявляемых мне обвинений общественности не известно ничего, то самое простое, как мне показалось, – это обнародовать заключительную часть обвинительного акта.
Обвинительный акт и его перевод официально, под роспись передали мне судом. Любые ограничения, которые могут устанавливаться на распространение материалов дела, устанавливаются, по идее, только в мою пользу. Следствие уже закончено, соответственно, нет и никакой "тайны следствия". Поэтому какие могут быть ограничения?
Все это я мирно излагаю сидящим напротив господам. После чего их позиция немного меняется (а это я еще статью УПК не читал), и они говорят, что тогда пошлют судье на рассмотрение – мол, пусть она решает, можно обнародовать обвинительный акт или нет.
Понимаю, что письма больше не увижу. Пока отошлют, пока дойдет, пока рассмотрят… Жалко до слез и вечера, потраченного на "редактирование", и изведенной на это пасты из ручки (ручек не хватает, а фломастеры тут запрещены), и того, что такая вот попытка провалилась. Хотя я обогатился… литературно. В протоколе об изъятии стоит дивная фраза: "при попытке пересылки письма". Почти "попытке государственного переворота".
Быт
Как зашить штаны? Это просто. Надо отдать штаны на склад. И написать доверенность. Тогда тот, на кого выписана доверенность, сможет их со склада забрать. И зашить. А потом прислать посылкой в тюрьму. Посылка попадет на склад, вам сообщат, и вы закажете со склада уже зашитые штаны. Да, склад – один раз в месяц. Да, немного неудобно, но что вы хотели? Вы же в тюрьме!
P.S. Не вру даже в мелочах. Мог бы обозначить предыдущий сюжет "Как пришить пуговицу?", но пуговицы у меня все на месте, а вот штаны – порваны.
Это я к тому, что и в дальнейших выпусках все будет настоящим. Кроме имен моих наставников по тюремной грамоте и имен охранников. Как и сюжеты, с ними связанные, будут… литературно обработаны, скажем так.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен