"Политкорректор": национальные особенности социального рейтинга

Политкорректор
© Baltnews

Сергей Середенко

О китайском эксперименте с социальным рейтингом и его возможном применении в Прибалтике.

Одна из милых особенностей социальных сетей – возможность найти людей, связь с которыми когда-то почему-то потерялась. Повезло и мне – нашелся мой наставник и одновременно хороший знакомый Алексей Маслов, синолог, человек, которого в последние годы в основном видел по телевизору. А тут вот – нашелся в Facebook. Лента его полна интереснейшими материалами, и интервью с ним на Радио "Маяк" об очередном китайском эксперименте по установлению системы социального рейтинга я настоятельно рекомендую к прослушиванию.

Во-первых, сразу же следует подчеркнуть, что речь идет о юридическом эксперименте, что значит, что система социального рейтинга введена не везде и не навсегда, а после окончания срока эксперимента будут взвешены все его положительные и отрицательные показатели, исходя из чего и будет приниматься решение о том, вводить ли эту систему на всей территории страны и бессрочно. Китай – мировой лидер по постановке подобного рода экспериментов, потому что народу много, и перед тем, как вводить всеобщие нормы, хорошо бы убедиться в том, что они работают, и работают хорошо.

Юридические эксперименты редко, но все-таки проводятся в России (самый знаменитый – суд присяжных в нескольких субъектах федерации), и практически неизвестны у нас, в Прибалтике. Хотя совершенно очевидно, что такие акции, как перевод русских школ на нерусский язык обучения, просто обязаны проводиться для начала в виде локального эксперимента. И уже потом, оценивая их чахлые плюсы и жирные минусы, должно приниматься решение.

Во-вторых, суть эксперимента в том, что каждый его участник становится обладателем объективного социального рейтинга, имеющего числовое выражение. В соответствии с этим значением в обществе распределяются ништяки и социальные риски. При этом рейтинг подвижен – "добрые дела" обеспечивают рост рейтинга, а всякого рода непотребства – убыль.

В-третьих, и это главное, рейтинг можно своими субъективными усилиями изменить. Например, сообщить правоохранительным органам о готовящемся преступлении (почему-то именно этот рецепт успеха настойчиво повторялся в передаче).
Перед тем, как примерить этот эксперимент к нам, отметим очевидные особенности китайского новшества.

Предлагаемый эксперимент требует или безупречной работы "большого брата", или разветвленной системы отчетности, само содержание которой может свести на нет весь положительный эффект от эксперимента. Третий вариант – "умная" система, сводящая воедино имеющиеся системы отчетности.

Например, нарушения ПДД фиксируются в Эстонии в Регистре наказаний, а аварии – страховыми компаниями. Государство реагирует на нарушения, а страховые компании – как раз на безаварийную езду, последовательно снижая плату за дорожное страхование. При этом страховой компании все равно, сколько раз ты превысил скорость или проехал на красный свет – главное, чтобы без аварий. Точнее, страховых случаев. В идеале обе эти системы учета должны быть отражены в социальном рейтинге.

Следующая особенность – проведение эксперимента именно государством. Отсюда и критерии получения ништяков, и генеральная задача, которая выражается не в повышении уровня социального капитала в обществе (степени доверия граждан друг к другу), а именно в создании системы доверия по линии индивид-государство.

К положительным сторонам предлагаемого эксперимента следует отнести и плавный, а не скачковый характер изменения рейтинга. Советская система поощрений была достаточно детально разработанной, но слабо соприкасалась с реальностью – грамота (вдруг) за успехи в труде была практически неконвертируемой.

При этом Питирим Сорокин, например, считал, что наградное законодательство должно быть по меньшей мере столь же разработанным, как и уголовное. Государство должно уметь награждать и наказывать в равной степени. В Эстонии и, думается, в Прибалтике в целом явный перекос в пользу наказаний – президент раздает государственные награды всего лишь раз в год.

Самым принципиальным моментом во всей этой истории, однако, является ценностная ориентация. Аксиология. За следование каким ценностям следует награждать? И за посягательство на какие – наказывать? Уведомление о преступлении – это гражданский долг или доносительство? Тут уместно процитировать Сергея Довлатова:

"Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить – кто написал четыре миллиона доносов? Дзержинский? Ежов? Абакумов с Ягодой? Ничего подобного. Их написали простые советские люди. Означает ли это, что русские – нация доносчиков и стукачей? Ни в коем случае. Просто сказались тенденции исторического момента".

Так вот: какие у нас "тенденции исторического момента"? В опоре на какие ценности складывается социальный рейтинг у нас, в Прибалтике? Тут нас, к сожалению, ожидает совершенно искаженная картина.

В нормальном современном государстве на пике ценностной пирамиды находятся права человека, демократия, принципы правового и социального государства. В Прибалтике же они жестко конфликтуют с "ценностями" агрессивного национализма и силовым образом подавляются.

Если исходить из декларативной ценностной иерархии, то наивысший социальный рейтинг должен быть у правозащитников. Потому что. И эстонская государственная пропагандистская кампания annameauveteranidele ("отдаем честь ветеранам" – прим. автора) должна быть развернута в сторону правозащитников, а не ветеранов сомнительных военных конфликтов. А компания – объемная; сегодня, например, в Тарту состоится "Забег подснежника" (подснежник – символ материальной и моральной поддержки ветеранов, тряпичный цветочек активно продается), завтра – "ветеранский хоккей", 23 апреля – "ветеранский рок" с кучей поп-звезд…

Стоят ли ветераны такого внимания? Не думаю. Потому как делали непонятно что в странах, к Эстонии, мягко говоря, никакого отношения не имеющих. Хорошо ли делали? Нет, плохо. Почему?

Галина Крачун: "Премьер Афганистана Абдулла Абдулла призвал Россию помочь в переговорах с талибами… "Россия может использовать свое влияние, чтобы попросить "Талибан" (организация, деятельность которой запрещена в РФ) сесть за стол переговоров с афганцами"… Абдулла отметил, что если обе стороны достигнут мира, то необходимость в иностранных войсках в стране отпадет".

Странно, не правда ли? Мир пытались обеспечить (среди прочих) эстонцы, а за помощью афганцы обращаются… к России. Значит, плохо пытались. За что же честь?

Социальный рейтинг правозащитников должен быть таков, что дети в садах и школах на вопрос, кем они хотят стать, должны отвечать: "Правозащитником!". Реальность же выглядит совершенно иначе, и мой родной Маарду – не исключение:

"Эрика Тиганик‎ для Maardu City: "В рамках проекта "Маардуская трудовая дружина" объявляется набор маардуских ребят в лагерь государственной обороны.

1 смена 26.06-30.06

2 смена 17.07-21.07

Принимаются ребята с 13 лет, кто в этом году зарегистрировался в трудовую дружину".

То есть государство активно заинтересовано не в воспроизводстве правозащитников (задача – мир), а в воспроизводстве воинов (задача – война). Но раз задача – война, то правозащитников (задача – мир) надо уничтожать. Если не их самих, то их социальный рейтинг, сиречь репутацию.

Арсенал средств для этого у государств Прибалтики достаточный. Как я говорил в своем выступлении на слушаниях в Европарламенте, неполживый "мейнстрим" реализует стратегию "о правозащитниках либо плохо, либо ничего". Применительно к социальному рейтингу – всячески занижать его и не давать расти. Притом что репутация и известность – это не блажь, а рабочие инструменты правозащитников; как формулирует это Европейский институт омбудсменов – "Омбудсмен хорош настолько, насколько он известен".

Неизвестный правозащитник – это нонсенс.

Гедрюс Грабаускас и Сергей Середенко на форуме " Политические преследования в странах Балтии " в Европарламенте
© Baltnews Гедрюс Грабаускас
Гедрюс Грабаускас и Сергей Середенко на форуме " Политические преследования в странах Балтии " в Европарламенте

Тем же, по большому счету, заняты спецслужбы (охранки) Прибалтики. В прошлом году, после выхода в свет нашего исследования "Преследование правозащитников в Прибалтике", ежегодник эстонской Охранки впервые обошелся без указания имен правозащитников и антифашистов. В этом году то же произошло в Латвии.

Елизавета Кривцова: "Служба государственной безопасности опубликовала свой годовой обзор. В этом году отмечу, что в обзоре практически нет имен и фамилий неугодных активистов, а также в качестве иллюстраций не используются оперативные материалы. Это существенный прогресс в работе ведомства.

У меня с этим ведомством особые отношения. Десять лет назад как правозащитник я начала их критиковать. Через несколько лет мое имя было внесено в список "врагов народа".

Успех? Да. Но – неочевидный и, главное, маленький. Потому что не служит укреплению доктрины прав человека (задача – мир), а только укрепляет оборону самих правозащитников, вынужденных почти исключительно обороняться. А ведь непотребства "мейнстрима" и охранок – это только малая часть государственной политики. Понятно, что такое свинство, как возбуждение уголовных дел в отношении правозащитников, да еще и по доносам членов парламента (отчего, как они думают, их социальный рейтинг резко подскакивает), все-таки становится известным. А вот планомерная, систематическая травля, научно именуемая стигматизацией и маргинализацией, значительно реже находит отражение в СМИ. Тем ценнее материал с говорящим названием "Как травили Эллу Канайте"…

P.S. Я как-то стараюсь следить за тем, чтобы "Политкорректор" не превращался в хронику самообороны правозащитников. Но новости сообщать надо. Вчера было заседание суда по мере пресечения для Альгирдаса Палецкиса, который содержится в тюрьме с конца октября. Результатов пока не знаю.

#FREEPISKORSKI, Юрий Мель, Альгирдас Палецкис

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

Ссылки по теме