В странах Балтии история давно превратилась в служанку политики. Историки, обслуживающие власть, ежегодно публикуют материалы, доказывающие, что советский период был мрачной страницей в истории Эстонии, Латвии и Литвы.

Вторая мировая война была якобы развязана не только Германией, но и СССР, и для прибалтийских республик она завершилась не в 1945 году, а чуть ли не в 1990-х годах, когда с их территорий были выведены российские войска.

Страны Балтии требуют от России возмещение ущерба от "советской оккупации". В России выступают против подобной интерпретации истории и предпринимают меры, направленные на борьбу с искажениями фактов.

Какова природа "исторических войн" между Россией и странами Балтии? Как пишут учебники по истории в России и Прибалтике? В чем между ними принципиальная разница?

Об этом Baltnews поговорил с ректором Государственного академического университета гуманитарных наук (ГАУГН), членом Совета Российского исторического общества, кандидатом исторических наук Денисом Фоминым-Ниловым.

– Г-н Фомин-Нилов, почему в последние десятилетия мы все чаще встречаемся с такими понятиями, как "фальсификация истории" и "переписывание истории"? В особенности это касается тем, связанных с Великой Отечественной войной.

– Не только с ней. Великая Отечественная война – это, конечно, живая тема, но расхождения есть и по множеству других сюжетов, включая революцию и Гражданскую войну. Существуют разные подходы к периоду "холодной войны" и по XIX веку.

Просто Великая Отечественная война самая злободневная. Это связано с тем, что Вторая мировая война определила современный миропорядок. Это Ялтинско-Потсдамские соглашения 1945 года, создание ООН, формирование границ большинства государств в Европе и на Дальнем Востоке.

Понятно, что попытки пересмотреть итоги Второй мировой войны – это по сути попытки поменять мироустройство и систему международных отношений. Наверное, эта тематика привлекает такое большое внимание, так как желающих изменить существующий миропорядок очень много.

– Почему история Второй мировой войны одна, а ее интерпретаций несколько?

– Это естественное свойство любого человека, общества и элитарных групп. Мы понимаем, что спустя многие десятилетия после тех событий в ряде стран к власти пришли потомки тех, кто тогда потерпел поражение. Некий реваншизм присутствует.

Естественно, они воспитывались своими дедами по-другому, даже если они жили в условиях официальной пропаганды (как, например, в Советском Союзе), в рамках которой говорилось одно, но семейная история говорила другое.

Их деды и бабушки давали им свое видение и интерпретацию. И когда в 1989–1991 годах произошел идеологический взрыв и появилась возможность свободно выступать, сразу начали вылезать все эти трактовки.

Поэтому профессиональные историки обычно говорят не про фальсификации, а про искажения и разные интерпретации истории.

Мы же понимаем, что, если кто-то подрался на улице, потерпевшая сторона, которая, может, сама спровоцировала драку, все-таки не станет признавать свою вину. Ясно, что такой хулиган потом станет говорить, что он ни при чем и не он первый начал. Это обычное свойство человека.

Но при этом следует выделять точку зрения общепринятую и маргинальную. И бывает так, что маргинальные группы претендуют на доминирование и большинство подстраивается под их видение. Это приводит к росту напряженности вплоть до конфликтов.

Россия помнит историю войны, и это раздражает Европу

– Именно это происходит сейчас в Прибалтике?

– В 1991 году в странах Прибалтики пришли к власти люди, воспитанные на историях о "прекрасном" опыте построения своих независимых государств в межвоенный период (1920–1940-е годы).

При этом никто не говорит, что они оказались "фейковыми" странами, которые естественным ходом событий обанкротились к 1939 году и не смогли сами себя защитить. Плюс в 1990-е годы они пригласили эмигрантов, живших по другую сторону "железного занавеса", и создали свои версии исторических оценок.

В итоге, захватив власть, они стали доминировать, навязывать свою точку зрения и пропагандировать свою правоту.

– Получается, что их учебники по истории основаны на воспоминаниях эмигрантов?

– Эмигрантов или репрессированных. Но количество репрессированных в процентном соотношении было сравнительно небольшим. Это была лишь определенная группа населения.

Однако они сейчас пишут учебники по истории, определяют повестку дня в СМИ, принимают законодательные акты, и таким образом они на самом деле ущемляют права большинства населения, у которых была другая история.

– Но корректно ли писать учебники по истории, основываясь на частных историях?

– История многогранна, и можно основываться на любых источниках. Но если воспринимать историю как науку, конечно, нужно привлекать максимально широкий комплекс источников, сопоставлять, сравнивать их, взвешивать все за и против, а не представлять однобокий взгляд, вырывая какие-то элементы из контекста.

– Возможно ли вообще написать объективный учебник по истории?

– Я считаю, что возможно. Такой учебник можно написать, если использовать научный академический подход, и в Российском историческом обществе мы это делаем хорошо. С точки зрения мировой исторической науки у нас в последние годы неплохие результаты.

– Какие преимущества российских учебников по истории по сравнению с прибалтийскими?

– Если смотреть наши учебники по истории, у нас совсем другой подход. Мы в тренде мировой исторической науки. Мы не пытаемся уйти в свою местечковость и внедрять странные идеологемы. Этого в наших учебниках сейчас не найти.

Это было в 1990–2000-е годы. Тогда было более ста учебников по истории, и каждый автор норовил представить свою концепцию.

Сейчас есть историко-культурный стандарт, который был принят Российским историческим обществом еще в 2014 году. Авторы учебников и издатели должны так или иначе на него опираться.

Когда министерства, Академия наук проводят экспертизу учебников на включение в перечни, сравнивается содержание учебников с историко-культурным стандартом.

Когда Рособрнадзор готовит свои контрольно-измерительные материалы для ЕГЭ по истории, тоже идет сравнение с историко-культурным стандартом.

Сам историко-культурный стандарт делался профессиональными учеными-историками, а потом уже учителями истории и методистами с учетом самых современных научных подходов. Научно-академический подход все-таки существует у истории, хотя в массовом сознании кажется, что его нет.

– Историко-культурный стандарт был утвержден в 2014 году. Это был шаг к созданию единого учебника по истории, или до этого еще далеко?

– В 2013–2014 году мы проводили широкую научную дискуссию и пришли к консолидированному мнению, что даже в Советском Союзе не было единого учебника по истории. Было много учебников, но они все опирались на марксистко-ленинскую догматику, иначе они не прошли бы экспертные фильтры и не были бы допущены.

В итоге наше сообщество приняло решение, что единого учебника быть не должно, но должны быть единые подходы. И они закреплены в историко-культурном стандарте. Наш единый подход заключается в том, что мы должны опираться на современные научные достижения, быть объективными и отстаивать научные принципы.

Поэтому в нашем федеральном перечне по истории есть пять учебных линеек, которые разработаны на основе историко-культурного стандарта.

Дальше конкурируют между собой авторы: у кого лучше стиль изложения, кто краше пишет, кто лучше разрабатывает вопросы и задания, у кого лучше иллюстрации, для того, чтобы учителя истории сами вместе со своими учениками, иногда родителями, руководством школ могли выбрать, какая линейка им больше всего подходит.

Таким образом, сейчас уже не стоит задача сформировать какой-либо один учебник. Речь идет о том, чтобы закрепить единые подходы, отраженные в историко-культурном стандарте.

– Какую историческую политику проводят в России? С одной стороны есть страны Балтии, которые осуждают "советскую оккупацию", а есть Россия, в которой критикуют интерпретации Великой Отечественной и Второй мировой войн, идущие вразрез с официальной позицией Кремля.

– Мы видим, что проблема исторической политики и памяти все больше становится социогуманитарной технологией, которая позволяет переформатировать общество, и поэтому с 1989 года этой теме в Прибалтике уделяется такое внимание. То же происходит в среднеазиатских странах и государствах, ранее входивших в Организацию Варшавского договора (ОВД). Это политический инструмент.

Конечно же, наши политики тут же реагируют на то, что происходит на ближайших рубежах, и по сути предпринимают симметричные меры. В наше законодательство вносятся определенные нормативы и нормы, которые запрещают искажать историю.

Захарова: Россия избежала искажения истории Второй мировой войны

– Насколько наш ответ эффективен?

– Это покажет время. Но я хотел бы подчеркнуть, что не считаю российскую трактовку именно российской. Мы все-таки придерживаемся принципов историзма.

Наши историки активно коммуницируют по линии Всемирной исторической ассоциации, регулярно принимают участие во всемирных конгрессах, и мы придерживаемся многофакторного подхода.

Например, мы не отрицаем, что не было коллаборационистов. Но мы также говорим о геноциде, который был развязан против нашего народа, когда более 13 млн гражданских лиц было физически истреблено немецкими оккупантами.

Когда мы оцениваем сталинский период, мы не скрываем, что были репрессии, и мы анализируем их причины. В учебниках об этом говорится. Мы показываем причинно-следственную связь, что было и что не было достигнуто.

Тем самым мы формируем критическое мышление у нашей молодежи, что не делают, например, в Прибалтике. В этом отношении там повторяют каноны тоталитарных государств, что является их слабым местом.