Работающий в Институте общественных наук Таллинского университета политолог Тынис Саартс заявил, что кризис, вызванный коронавирусной инфекцией, способствовал интеграции русскоязычного населения Эстонии.
"После коронавирусного кризиса разве может кто-то еще сомневаться в усилиях, которые русскоязычные жители приложили для того, чтобы справиться с эпидемией, и их верности государству? Они точно так же соблюдали требования социального дистанцирования, как и эстонцы. Среди русских были тысячи государственных служащих, которые работали на передовой линии по 12 часов в сутки – точно так же, как и эстонцы. (…) Интеграционный проект обулся в сапоги-скороходы, сделав несколько больших шагов вперед", – отмечает Саартс в своей статье, опубликованной на портале ERR.
Подобные "открытия" для постоянно проживающего в Эстонии законопослушного русского (а таких большинство) звучат весьма обидно, если не сказать оскорбительно.
Эстонские общественные деятели настолько сильно застряли в рамках созданных ими же самими мифов о враждебных русских, которые не учат эстонский язык и якобы только и мечтают о том, как бы поскорее ликвидировать Эстонскую Республику, что любые факты, противоречащие данному мироощущению, воспринимаются в штыки.
Если же факты настолько очевидны, что их невозможно игнорировать, то начинаются "прозрения" в духе "а русские-то, оказывается, тоже на двух ногах ходят!". Но и тут вместо вопроса к себе самим – почему около 30 лет в отношении неэстонцев в стране проводится откровенно дискриминационная политика, объяснения начинают подгоняться под рамки привычной идеологической канвы.
Равнение на образцы
В эти рамки, к примеру, отлично укладываются так называемые образцовые русские – удобные неэстонцы, на которых якобы обязаны ориентироваться абсолютно все представители русскоязычной общины страны. В случае с нынешним кризисом Саартс увидел таковых в руководившем режимом чрезвычайного положения в сфере медицины Аркадии Попове и мэре Таллина Михаиле Кылварте. Возможно, обе названные фигуры и на самом деле являются достойными людьми, однако подобное очередное выпячивание "идеальных русских" лишь продолжило порочную систему искусственного отбора, право на который почему-то присвоила себе эстонская политическая элита.
То есть существуют "хорошие русские", которых можно снисходительно похлопать по плечу и пропустить мимо "стеклянного потолка", а есть все остальные, которые по-прежнему не вызывают доверия.
Напомню, что к числу "образцовых русских" в разное время эстонским мейнстримом причислялись такие общественные деятели, как Марина Кальюранд, Евгений Криштафович, Сергей Метлев, Евгений Осиновский, Андрей Кузичкин, Евгения Чирикова, Артемий Троицкий и некоторые другие этнические неэстонцы, как правило, заслужившие одобрение тем, что вели себя антироссийски, разоблачали "недальновидность" местных неэстонцев и вообще говорили то, что нравилось эстоноязычной публике. В этом смысле упоминание доктора Попова – определенное достижение, ведь против русских он до сих пор публично не высказывался.
Вполне возможно, что Попов оказался в "образцовой" роли случайно, так как на самом деле ему предусматривалась совсем иная участь – если бы развитие эпидемии коронавируса пошло в Эстонии по негативному сценарию, нет сомнений, что именно Аркадий Попов был бы выставлен "главным врагом", и тут его национальность послужила бы "отягчающим обстоятельством".
Они все-таки согласились?
Продолжая описывать достигнутый в ходе коронавирусного кризиса интеграционный прогресс, Тынис Саартс отмечает, что "главный "квантовый скачок" произошел в сфере коммуникации. А именно, впервые за более чем тридцать лет мы увидели, что в Эстонии появилось единое информационное пространство, объединяющее обе языковые общины".
Политолог подчеркивает, что, по данным нескольких исследований, заметно вырос интерес русскоязычных жителей Эстонии к производимому в Эстонии медийному контенту, а поскольку информация передавалась на двух языках, то "никто не остался в стороне от важной информации".
И снова получается, что похвалили не русских, а самих себя, ведь, по сути, политолог приходит к выводу, что усилия по "перековке" эстонских русских увенчались успехом – те больше не доверяют новостям из России, а согласны принимать за истину сообщения созданных специально для них эстонских СМИ и политиков.
Мысль о том, что эстонские русские и до сих пор предельно внимательно следили за тем, что говорят госорганы, почему-то не приходит.
А ведь быть в курсе событий и подчиняться официальным органам совершенно не означает автоматически быть согласными со всеми решениями, которые принимают эстонские политики. Особенно в сфере прав национальных меньшинств. Любой неэстонец, вероятно, поможет соседу-эстонцу, если тот будет тонуть в реке, однако при этом он совершенно не обязательно согласится, если тот самый сосед захочет выгнать его с работы, написав донос в Языковую инспекцию.
Русская карта
Саартс прогнозирует, что теперь, когда эстонцы удостоверились, что местные русские "свои", политикам будет все труднее разыгрывать "русскую карту". Уверен, что все останется как и раньше – после "бронзовых событий" немало эстонских общественных деятелей заявляло, что с русскими нужен диалог, однако, поскольку разжигание вражды приносит больше голосов, чем призывы к миру, все быстро вернулось на круги своя.
Логично предположить, что коренной перелом в отношениях эстонцев и русских произойдет в Эстонии не раньше, чем местные политики придут к выводу (сами или под влиянием извне), что дружить выгоднее, и подстроят под эту новую идеологию. Однако готовых реализовать такую программу партий в стране пока, к сожалению, нет.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.