Прежде всего, я имею в виду такие маркеры этого года, как подъем евроскептицизма, приход к власти ультраправых в Латинской Америке, политические кризисы в Великобритании и Германии и, конечно, из последних – бензиновый бунт в Париже. Все это – вестники больших общественных изменений, которые нам еще предстоит наблюдать в следующем году.

Париж – мировая столица революций

Протесты во Франции – дело житейское. Французы выходят на улицу по любому поводу, поэтому рассматривать сами по себе митинги там как уникальное явление не стоит. Не так давно, два года тому назад, по стране прокатилась волна забастовок работников железнодорожного транспорта, авиакомпаний, энергетики, студентов. А в 2010-м миллион человек вышел на протесты против пенсионной реформы. Современным манифестациям далеко до такого размаха.

И хочется, и колется: почему Макрон не может определиться, как он относится к России

Вместе с тем нынешние протесты любопытны следующим: они приобрели насильственный характер в отношении силовых структур (полиции), происходят стихийно, не имеют конкретного лидера, с которым правительство могло бы договориться. Самое главное в том, что их цель заключается в свержении легитимно избранной власти. Все эти условия характерны для технологий смены режимов, то есть цветных революций.

В отличие от цветной революции, которая является рукотворной и дирижируемой, революция становится настоящей тогда и только тогда, когда в ее основе лежит требование смены идеологического курса и политического устройства страны. Но требования "желтых жилетов", как окрестили СМИ участников протестов, ограничиваются понижением налогов, отставкой Макрона и заменой премьера на экс-начальника Генштаба ВС Пьера де Вилье. Ничего кардинально нового они не предлагают.

Пьер Малиновский: "Я сражался бы за Россию, но не за Францию"

Красно-коричневый марш

У "желтых жилетов" и не может быть единой идеологической повестки: манифестанты представлены преимущественно двумя разнополюсными течениями – крайне правым и крайне левым.

Как вышло так, что некогда полярные движения сошлись в едином протестном танце? Такое сочетание наводит на мысль о смене формата политического спектра. В политической науке жива так называемая теория подковы, согласно которой эти два крыла не являются противниками. Находясь на концах политического спектра, представители двух противоположных школ на самом деле гораздо ближе друг к другу, чем к центристам.

Заточите в Бастилию: почему RT и Sputnik рекомендуют лишить аккредитации во Франции

В то время, как центристам из-за их разношерстности сложнее найти общие точки соприкосновения, радикалы всех видов объединены именно своей крайностью видения, а если точнее – антиэлитизмом и антисистемностью. Поэтому теперь популистами называют всех, кто отказывается придерживаться традиционных правил истеблишмента. Всех, кто выступает против либеральной идеи.

Примерно это показывают и опросы. От массовых протестов во Франции выигрывают Меланшон и его крайне левые (34%) и Марин Ле Пен и ее крайне правые (33%). У Макрона же осталось 27% поддержки.

На примере Франции теперь видно, что социальная идеология Западной Европы доходит до крайней точки и превращается в радикальную. Франция выбирала Макрона, потому что он противопоставлялся политическим элитам. Теперь Франция выступает против Макрона, потому что богатому президенту здесь не место.

Проблема с самоидентичностью? Почему эстонцы считают себя страной Запада

Восстание масс

На мой взгляд, самое удивительное в участившихся очагах возгорания радикальных идей по всему миру то, что они меняют и восприятие демократии. Ранее, чтобы слыть интеллектуалом, было достаточно просто придерживаться либеральных и демократических взглядов. Теперь же они стали настолько массовыми, а потому истеричными, зазубренными и не поддающимися сомнениям, что попытки инакомыслия пресекаются, а интеллектуалы чувствуют себя вытесненными из общества.

В этой связи вспоминается работа Пола Холландера "Интеллектуалы и столетие поклонения политическим героям", в которой автор приходит к выводу, что интеллектуалы органически склоняются к авторитарным лидерам. Например, Мишель Фуко поддерживал иранскую революцию.

Когда в споре заканчиваются аргументы: почему на Западе игнорируют свидетельства ОБСЕ

Протесты во Франции – это, скорее всего, только верхушка айсберга предстоящих изменений восприятия идеологии. Учитывая, что течения смешиваются, а их понимание разнится, то можно долго фантазировать на эту тему. Однако не стоит забывать, что европейская политическая система преимущественно пропорциональна, а потому создать коалицию с популистами – шаг рискованный, вряд ли на него кто-то из центристов решится. Если, конечно, по "теории подков" крайние вдруг не решат объединиться…

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.