Знаменитый российский музыкальный критик, несистемный оппозиционер Артемий Троицкий сравнил Эстонию с Южной Африкой. Спустя четыре года в прибалтийской эмиграции Троицкий дал свои оценки политике интеграции официального Таллина.
"Эстония – страна сегрегированная, примерно как Южная Африка, а не как Бельгия с Валлонией и Фландрией", – заявил оппозиционер Троицкий.
"Эстонское большинство и русское меньшинство живут порознь, друг другом не интересуются. В лучшем случае относятся друг к другу равнодушно, в худшем – испытывают неприязнь. Я считаю, что это ненормальная ситуация", – высказался музыковед.
Российский оппозиционер зафиксировал банальную истину, хорошо известную всем русскоязычным, живущим в Прибалтике. И Эстония, и Латвия представляют собой два мира – мир так называемого "титульного большинства" и "национальных меньшинств". Между ними прочерчены четкие границы, их обрамляют отдельные информационные среды. Лучше всего на этот водораздел указывает статистика.
Так, американский Центр стратегических и международных исследований в 2011 году зафиксировал, что у 94% молодых эстонцев все или подавляющее большинство друзей той же национальности. Они работают исключительно с эстонцами в 82% случаев. И это в стране, где 30% населения – русскоязычные.
Ранее проблему раздельности эстонского общества также фиксировала коллега Артемия Троицкого по оппозиционному цеху – уехавшая три года назад из Москвы в Таллин "диссидентка" Евгения Чирикова. По ее словам, сначала она верила в "старый миф" о том, что русские не хотят учить эстонский язык, но в итоге была вынуждена отказаться от такого видения проблемы.
"Моя дочь пошла в местную русскую школу в седьмой класс. Я попросила школу разработать для девочки специальную программу обучения эстонскому языку, чтобы она догнала других. К сожалению, дочь ее не получила, – делится оппозиционерка опытом. – Что происходит с интеграцией русской молодежи сейчас? Я считаю, что эстонское государство устранилось от решения проблемы и возложило ее на плечи родителей".
Об отсутствии инфраструктуры по изучению эстонского языка говорит и Троицкий. "До сих пор не выработана хорошая методика преподавания эстонского для русских. Как такое возможно?!", – возмущается оппозиционер.
Возможно. Более того, репрессивный языковой инструментарий наравне с гражданством на этапе становления постсоветских Эстонии и Латвии активно использовался и продолжает использоваться для перераспределения благ – социального статуса и, как следствие, статуса имущественного. Новые "этнически правильные" власти блокировали доступ людей с недостаточным знанием нацязыков в престижные профессии, блокировали доступ к "получению" украденного гражданства. Параллельно к этому в первые постсоветские годы эстонское руководство ведет курс на "реэмиграцию" инородцев (курс проваливается, более 90% неэстонцев остаются в стране). Разумеется, языковые ограничения начинают служить и барьером для политической деятельности.
Собственность приватизирована и поделена, стеклянные потолки для неэстонцев выстроены, институциональная дискриминация инородцев заложена в систему эстонской государственности и зацементирована в ней.
На пороге вступления в ЕС принимается программа интеграции эстонского общества. Суть ее, как и в аналогичном документе латвийских соседей, сводилась к программе ассимиляции, к растворению инородцев в эстонском этносе. После событий "Бронзовой ночи" программа обновляется, но не меняет своей природы. Нацменьшинства все так же – объект ассимиляции. Просто теперь она ускоренная – гарантия национальной безопасности. Чтобы больше не бунтовали.
Понятно, что при таком подходе никакие программы "общественной интеграции" работать не могут. И сегодня они остаются фикцией.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.