Из переписки. Татьяна Масс (Франция): "Знайте, что много людей, не знакомых с вами лично, возмущены этим открытым беспределом, несправедливым отношением к вам. Из вас хотели сделать запуганный образец для других, но получается все наоборот, и ваше имя становится символом принципиальности и мужества в самом высоком смысле – идейном".
Защита
Красиво... Зеркала в камере нет, а то бы принял парочку горделивых поз. Вместо зеркала есть отполированный кусок металла, прикрученный к стене восемью болтами. Там, где болты закручены особенно сильно, образовался эффект "кривого зеркала". Тоже развлечение...
"Символ принципиальности и мужества" – это замечательно, но мои (автора Сергея Середенко – прим. Baltnews) задачи в моем же уголовном процессе гораздо амбициознее, чем становиться символом чего-либо.
Я хочу сломать вообще всю систему обвинений в "шпионаже-лайт", или "антисоветской деятельности", если брать по старому стилю.
Для этого у меня есть достаточные собственные знания, помноженные на опыт и знания адвоката Владимира Садекова. Так называемый акт защиты готов, и в пятницу, 22 октября, состоится предварительное заседание (письмо Сергея Середенко было написано еще до 22 октября, но получено редакцией лишь 29-го – прим. Baltnews), на котором будет определена стратегия рассмотрения дела.
Вот некоторые из заявляемых нами ходатайств:
- изменить меру пресечений и освободить меня из-под стражи;
- вернуть обвинительный акт прокуратуре в связи с многочисленными изъянами в нем;
- прекратить уголовное дело в связи с отсутствием факта преступления;
- начать производство по соответствию Конституции статей 232, 2342 и 2351 Уголовного кодекса Эстонии;
- прекратить производство в связи с отсутствием состава преступления.
Тут надо пояснить одну (из многочисленных) особенностей эстонского уголовного права – оно допускает альтернативные линии защиты. То есть можно, попросту говоря, заявлять о своей невиновности, и в то же время просить суд о снисхождении.
Как такое возможно, я совсем не понимаю, но тут надо просто довериться опыту и знаниям адвоката.
В чем меня обвиняют?
Понять это практически невозможно, описать – тем более. Поэтому я решил просто переслать этот бред на волю. Чтобы люди могли непредвзято сами оценить глубину и ширину мысли, представленную государственным прокурором Инной Омблер.
Не удалось – письмо, как я уже сообщал, перехватили особисты и направили его в суд – с тем, чтобы суд определил, могу я вообще ознакомить общественность с инкриминируемым мне преступлением или нет.
Я уже разобрался в том, что сделано это было незаконно, уже предоставил особистам свое возражение, но потеря темпа – налицо.
Дошло до того, что уже старинный товарищ Дмитрий Кленский считает, что я чего-то там совершил... Сам видел и слышал по телевизору.
Дискриминация
Складывается парадоксальная ситуация: подсудимый сам рвется предъявить общественности содержание предъявляемого ему обвинения, а ему не дают. На воле никто, кроме сторон процесса, не знает, в чем меня обвиняют. Я, конечно, благодарен всем, кто верит в мою невиновность, но в таких случаях я сам предпочитаю не верить, а знать.
И тут все становится еще "чудесатее", потому что я своими глазами смотрю по телевизору интервью бывшего уже министра [образования Эстонии] Майлис Репс, которую подозревают... в присвоении кофеварки и других подобной тяжести преступлениях.
Повторю: опытного политика подозревают в присвоении казенной кофеварки. И интервью с этим политиком занимает в эфире четверть часа. Причем на ее условиях если она не хочет, то на вопросы не отвечает.
Меня же обвиняют в преступлении против государства, при этом общественности о самом преступлении не сообщается ровным счетом ничего. Более того, пресекаются попытки самого подсудимого донести до общественности текст предъявляемых ему обвинений.
Ау! Где – преступление против государства, а где – кофеварка?!
Совершенно очевидно, что к подозреваемой Репс СМИ и общественность относятся совершенно иначе, чем к подсудимому Середенко. И да, это называется дискриминацией.
Как построение обвинение
Из акта защиты: "То обстоятельство, что в обвинительном акте 82 раза использовано словосочетание "деятельность по влиянию", 238 раз слово "безопасность" и производные от него (например, "учреждения безопасности", "политика безопасности"), 494 раза – слова "Российская Федерация" или "РФ" и 191 раз – словосочетание "отношение против", никак не добавляет ясности".
И еще десятки раз говорится о моем покушении на самостоятельность, территориальную целостность и конституционный строй Эстонской Республики.
Обвинение разбито на семь глав – по числу моих предполагаемых "кураторов". Это мои друзья, приятели и коллеги. Почему эти семь, а не какие-то другие – неясно. Но представляют они одновременно ГРУ, ФСБ, СВР и Администрацию Президента [России].
И только в отношении одного государственный прокурор Инна Омблер предъявляет доказательство его причастности к одной из российских спецслужб. Доказательством этим является... интервью шефа контрразведки одной недалекой страны. Все остальные – "знают людей, которые знают людей".
Какие же "преступные деяния" я совершил? Их три типа: ездил на конференции БДИПЧ ОБСЕ (Бюро по демократическим институтам и правам человека – прим. Baltnews), Европарламент, Госдуму и Совфед, а также всевозможные научные и научно-практические конференции.
Я уже говорил, что я очень влиятельный дворник?
Второй тип – мои публикации. Третий тип – подрыв репутации государственных органов Эстонии, прежде всего – спецслужб... Иными словами, Департамент Охранной полиции Эстонии на меня обиделся и решил со мной поквитаться.
Первое, что сделал Урмас Умблея, следователь, ведший мое дело, – это протянул мне тот выпуск "Политкорректора", в котором я разбирался с обновленными составами этих "преступлений против государства". И вид у него был такой, что, мол, "дозвизделся"?
А на самом деле он просто поднял ставки в этой партии, пойдя all-in с парой против флеш-рояля. Причем это в буквальном смысле all-in, ибо в случае нашей победы эти статьи УК будут просто отменены Государственным судом – как антиконституционные.
Хорошо, что я не играю в покер, но шанс покончить с этим бредом под ником "шпионаж-лайт" есть, и я им обязательно воспользуюсь. Точнее, уже воспользовался – дальше дело за судом.
Быт
[Гендиректор КаПо] Александр Тоотс (тот, без которого в Охранной полиции не принимается ни одно серьезное решение) вежливо поинтересовался у меня, как кормят в тюрьме. Я тоже решил быть вежливым и сказал, что еда очень... эстонская. Имея в виду – "хреновая", даже очень.
Тоотс моей деликатности понять не захотел и в ответ удивился: "А чего вы хотели в Эстонии? Конечно эстонская!"
Баланда – она баланда и есть. В американских армейских контейнерах. За 232 дня в тюрьме мясо в обед попадалось мне девять раз – я считал. Утром – каша, в обед – "второе", на ужин – суп. Сочетания такие, например: гороховое пюре + кефир. Или ризотто + кисель с изюмом.
Граждане бандиты, успевшие посидеть по всей Скандинавии, ставят Таллинской тюрьме от силы две звезды. Не больше. При том, что тюрьма – новехонькая.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.