Медицинский руководитель чрезвычайного положения Департамента здоровья Эстонии доктор Аркадий Попов до введения ЧП в стране был руководителем Центра скорой помощи Северо-Эстонской Региональной больницы. Во время развития пандемии коронавируса в Эстонии он стал одним из главных консолидаторов системы здравоохранения в стране, а в народе прослыл настоящим героем. В интервью Baltnews врач рассказал, что особенного в эстонском опыте в борьбе с коронавирусом, и за что он благодарен народу Эстонии.

О пандемии коронавируса в Эстонии

– Г-н Попов, еще в апреле вы говорили, что Эстония движется в правильном направлении борьбы с коронавирусом. Как вы сами оцениваете сплоченность эстонцев в борьбе с пандемией? 

– Надо сказать, что на сегодняшний день уже идет волна послаблений. И я думаю, что во всем мире имеется подобный тренд: когда возникают послабления в обществе и со стороны правительства, то у всех людей появляется склонность и желание вести более свободный образ жизни в отношении коронавирусной инфекции, не соблюдать такие меры, как дистанцирование. Люди забывают об этом.

При этом на пике инфекции, который мы проходили в середине апреля, в общем-то сплоченность была достаточно высокая. Люди относились к этой ситуации весьма серьезно. И в целом результат, которого удалось добиться со стороны правительства и со стороны системы здравоохранения, случился в корреляции с этими мерами и с той реакцией общества, которую мы видели.

– Почему тогда в начале эпидемии Эстония продемонстрировала самые высокие темпы заболеваемости среди стран Балтии? 

– В свое время, когда в Эстонию инфекция попала, у нас возник достаточно конкретный очаг заболеваемости на острове Сааремаа. Он был связан с определенными спортивными мероприятиями, проходившими в начале марта на острове. И эта привнесенная извне инфекция сыграла, конечно, значительную роль и отразилась на общем уровне заболеваемости в Эстонии. 

С острова Сааремаа инфекция дальше распространилась и на континент. И если смотреть на общую статистику страны, то "сааремовский феномен" в этом отношении играет довольно большое значение. Поэтому, если бы мы из статистики взяли данные по острову Сааремаа, то в Эстонии, скорее всего, уровень заболеваемости был бы значительно ниже и, возможно, аналогичным ситуации в Латвии и Литве.

– Оценивая ретроспективно развитие эпидемии в Эстонии, что можно было бы сделать лучше или по-другому?

– В контексте потенциального возникновения следующей волны мы сейчас уже смотрим на эту ситуацию немножко по-другому. И в первую очередь, поскольку опыт работы с этой инфекцией у нас уже появился – и со стороны системы здравоохранения, и со стороны правительства, то первое, о чем мы думаем, – это сохранение базового лечения. 

В определенной степени на фоне имеющейся инфекции для того, чтобы не привести к каким-то серьезным последствиям со стороны населения, со стороны лиц, страдающих хроническими заболеваниями. Естественно, это должно быть в балансе с уровнем заболеваемости в стране и загруженности системы здравоохранения, но в принципе мы предполагаем, что такая возможность у нас, скорее всего, будет, и для этого необходим достаточный запас средств защиты для медицинского персонала. 

В этом отношении государство тоже предпринимает шаги. И этот запас будет доступен людям, работающим в больницах, семейным врачам, лицам, работающим в системе домов престарелых, поскольку, как мы видим, от этого зависит система функционирования всей системы здравоохранения в первую очередь.

– То есть можно сказать, что система здравоохранения Эстонии готова к новому вызову? 

– Я надеюсь, что готова. У нас сейчас имеются серьезные наработки в области определенных руководств по лечению этого заболевания. Появился определенный опыт. Плюс к этому уже в ходе того, как реагировали больницы на эту эпидемию, имеется потенциальная готовность к развертыванию, так называемых коек для "ковидных" пациентов в течение достаточно короткого времени. 

И мы эту готовность сохраняем в системе здравоохранения Эстонии, несмотря на то, что количество пациентов, которые на сегодняшний день требуют лечения в больницах, все-таки достаточно низкое – сейчас 16 пациентов находятся на больничном лечении, нет ни одного больного, который требует искусственной вентиляции легких.

Но зная, какие риски сопутствуют снятию ограничений, когда люди приезжают в Эстонию, из других стран в том числе, и могут появиться новые очаги заболевания, мы должны быть готовы к тому, чтобы эти дополнительные койки были бы снова развернуты при необходимости.

– К слову, многие эстонцы выступали за скорейшее открытие границ с Финляндией. Сейчас Эстония открывает границы и с многими другими странами Европы. На ваш взгляд, не вызовет ли это скачка в процентах заболевших? 

– Понятно, что большую роль играет экономический фактор. Очень многие люди, кто проживают в Эстонии, работают в Финляндии. И здесь мы говорим об эстоноземельцах, именно проживающих в Эстонии, потому что там [в Финляндии] работают люди разных национальностей. Поэтому мы должны определенные риски учитывать: постоянно Министерство иностранных дел и система здравоохранения следят за тем, какие показатели заболеваемости в других странах. 

Для нас является индикатором так называемая кумулятивная заболеваемость за 14 дней на 100 тысяч населения. И этим индикатором, когда мы говорим об открытии или неоткрытии границ, и о том, необходим карантин людям, приезжающим из-за границы или нет, является на данный момент 15 человек на 100 тысяч населения из расчета заболеваемости на 14 дней.

В этом случае, если индикатор оказывается ниже данного показателя, то карантин не требуется. Сегодня в Эстонии эта цифра составляет примерно от 6 до 7 человек на 100 тысяч населения, колеблется каждый день. И в Финляндии на сегодняшний день составляет 8,5. Это означает, что эти цифры не сильно отличаются друг от друга. И, соответственно, риски в этом отношении примерно одинаковые. При необходимости действия будут скорректированы. 

– Япония передала Эстонии потенциальный препарат от коронавируса Avigan, но до сих не приступила к его исследованиям из-за недостаточного количества активных зараженных. Следили ли вы за этими исследованиями? В Эстонии сейчас занимаются разработкой антикоронавирусных препаратов?

– Конкретно в Эстонии, по моим данным, нет сейчас активной разработки каких-то новых препаратов от коронавирусной инфекции. Но, действительно, Avigan поступил в Эстонию. Но его показания включают тяжелое состояние пациента, в первую очередь это пациенты, которые нуждаются в искусственной вентиляции легких. И таких пациентов на сегодняшний день в Эстонии просто физически нет. 

Мы очень надеемся, что нам не придется активно этот препарат использовать, то есть мы надеемся, что пациентов, требующих искусственной вентиляции, у нас так и не появится в ближайшее время. И данная возможность останется для нас более теоретически. 

Но в любом случае для клинических исследований наша страна полностью открыта и готова активно в них участвовать, в том случае, если обеспечивается безопасность наших пациентов и все этические протоколы. 

О ситуации с коронавирусом в мире 

– Как вы считаете, почему такой разный разброс показателей смертности от коронавируса по миру? Например, низкие показатели зафиксированы в Германии, России.

– Насколько я знаю, действительно, имеются различные критерии диагностики в разных странах смертности от коронавируса. И, согласно этим критериям, цифры могут отличаться. Существует такое понятие "смертность от коронавирусной инфекции" непосредственно, когда мы говорим о диагносцированном с помощью ПЦР-теста (Полимеразная цепная реакция, является высокоточным методом молекулярно-генетической диагностики – прим. Baltnews) подтвержденном случае инфекции у пациента с наличием воспаления легких. В этом случае непосредственной причиной смерти является острая дыхательная недостаточность. И в такой ситуации вопросов никогда не возникает, что являлось причиной смерти.

– Что происходит в случаях, когда пациент болел или переболел коронавирусом, но причина смерти другая? 

– Тут для нас важно определить непосредственную правильную причину смерти и работать в том направлении, чтобы у нас не возникали так называемые ложно-позитивные случаи смертности от коронавирусной инфекции. 

Мы стараемся индивидуально эти случаи оценивать и давать соответствующие статистические результаты, которые говорят о том, что пациент умер именно от коронавирусной инфекции. В разных странах встречается более либеральное отношение к этому. И в таком случае видны более высокие показатели смертности. 

Я думаю, что статистика так или иначе будет корригироваться в разных странах и приводиться к определенному знаменателю для того, чтобы все люди знали точно, о чем мы говорим, когда говорим о смертности от коронавируса. 

– А как оцениваете шведский опыт борьбы с эпидемией?

– Мне трудно критиковать или не критиковать коллег из Швеции. Я знаю, что есть много поклонников у шведского опыта борьбы с коронавирусной инфекцией. Если смотреть на результаты, абстрагироваться от эмоций и видеть только цифры, то на сегодняшний день количество заболевших в Швеции – это более 100 на 100 тысяч населения. И, к сожалению, мы не видим каких-то серьезных позитивных трендов в этом отношении, заболеваемость остается на высоком уровне. 

Смертность достаточно высокая, около 5 тысяч человек потеряла Швеция за время этой эпидемии. И, так скажем, упор на то, чтобы спасти группы риска, пожилых людей, людей с какими-то серьезными сопутствующими заболеваниями, на мой взгляд, может быть субъективный, не очень был эффективен. Так что в этом плане мне больше импонирует тот путь, который избрали более консервативные страны в отношении борьбы с коронавирусом, где результаты мы видим значительно более хорошие.

– Справедлива ли критика действий Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) в период пандемии? Например, глава МИД Эстонии Урмас Рейнсалу выступил в поддержку решения президента США Дональда Трампа прекратить финансировать организацию.

– Наверное, я бы не стал комментировать какие-то политические вопросы, связанные с решениями в отношении ВОЗ. Мы, медики, так или иначе следим за теми инструкциями, которые дает ВОЗ. Помимо этого, для нас являются ориентирами такие организации, как ECDC (Европейский центр профилактики и контроля заболеваний – прим. Baltnews). 

Безусловно, рекомендации ВОЗ для нас тоже важны, но в первую очередь мы опираемся на европейский опыт лечения коронавирусной инфекции. Так что какие-либо политические решения и заявления в этом вопросе я бы оставил политикам, а медикам оставил бы решения по поводу здоровья наших пациентов.

– Какие вы можете назвать мифы о коронавирусе, которые до сих пор витают в обществе? 

– Буквально сегодня я читал о том, что очередная потенциально возможная вакцина от коронавируса, которую, возможно, будет разрабатывать или способствовать разработке фонд Билла Гейтса, может включать в себя какой-то чип и тому подобное. Такие вещи циркулируют по миру и являются достаточно абсурдными. 

Присутствие теорий заговора, которые сопутствуют коронавирусной инфекции, на мой взгляд, вполне логично, поскольку ситуация стрессовая для огромного количества людей. А любая стрессовая, непонятная ситуация рождает большое количество мифов вокруг себя и большое количество псевдоспециалистов, которые "умеют и точно знают", как решить эту проблему. 

Я, конечно, не могу полностью исключить того, что люди будут продолжать создавать эти мифы, скорее всего, так и будет, но я советую опираться на факты, на научные статьи, на опыт медиков, которые борются с этой инфекцией, и как можно больше доверять специалистам.

О личном опыте 

– В своих прошлых интервью вы говорили, что видели разницу в освещении ситуации с коронавирусом в эстоноязычных и русскоязычных СМИ. С вашим приходом ситуация изменилась? 

– Мне трудно судить об этом, это будет все же субъективная оценка. На мой взгляд, в определенной степени это могло так быть по той причине, что в общем и целом удавалось общаться и с эстоноязычной, и русскоязычными медиа достаточно активно. И не было отвергнуто ни одного запроса по поводу интервью. Поэтому информация настолько, насколько это было возможно, доставлялась и эстоно-, и русскоязычной аудитории. 

Просто знаю, что в Эстонии это может быть в силу того, что востребованность немножко ниже. Потому что русскоязычная популяция Эстонии составляет примерно 30% населения, соответственно, и количество русскоязычных изданий составляет несколько меньшее количество в процентном сравнении с эстоноязычными. Но это вполне естественный процесс, учитывая рыночные реалии, то, с чем мы живем в стране. И я думаю, что в этом отношении доступность информации была обеспечена полноценно. 

– Вы как профессионал стали настоящим героем в стране. Одна из причин повышенного интереса к вам со стороны СМИ – это то, что вы русский. Вас даже назвали примером "хорошего правильного русского". Как вы относитесь к такой этнической окраске вашей репутации? 

– Безотносительно национальности я считаю, что задача медика, врача – это его профессиональный долг. То, чем медик должен заниматься на своем посту, – это вне зависимости от того, на каком языке он говорит, [нужно] адекватно и правильно выполнять свои обязанности. И все остальное к этому прилагается. 

Понятно, что мне было приятно, что были позитивные отклики со стороны и русско-, и эстоноязычной аудитории. Где-то, может быть, даже больше критики со стороны русскоязычной аудитории, если читать комментарии.

Но это опять же все из теории заговора, когда люди создают мифы, ищут какие-то проблемы там, где их нет. 

Все же моя задача состояла в первую очередь в консолидации системы здравоохранения в Эстонии. И, на мой взгляд, основные моменты здесь прошли удачно. Я надеюсь, что какая-то польза от работы была. И в этом отношении я должен сказать большое спасибо своим коллегам из разных медицинских учреждений и в том числе хотел бы сказать огромное спасибо каждому человеку, живущему в Эстонии, по той причине, что была серьезная поддержка.

А самое главное – люди прислушивались к советам медиков, советам департамента здоровья, и именно поэтому мы пришли к ситуации, когда удалось значительно снизить уровень заболеваемости коронавирусом в Эстонии.