– Владимир Анастасович, расскажите, что послужило причиной проведения референдума в Нарве?
– Когда в 1991 году завершился выход Эстонии из состава Советского Союза, республика стала принимать самостоятельные законы на своей территории.
Кроме того, демократические процессы, ведущие к разрыву с СССР, были сопряжены еще одним моментом – те, кто находился в Нарве, являлись противниками перестройки, остальные же наоборот. В какой-то степени нас не понимали и в России – она поддерживала эстонскую сторону.
– Как прошел референдум?
– Я не знаю, откуда у нас хватило ума и терпения для того, чтобы выходить с такими предложениями, которые не накалили политическую обстановку и не довели до вооруженных столкновений.
Это была народная инициатива – первым высказался кто-то из депутатов в собрании, а потом инициативная группа начала собирать подписи в поддержку проведения референдума. После этого документы были переданы в Нарвский горсовет, а уже на его заседании было принято решение о референдуме. Нас пытались убедить, что это было незаконно и неправильно. Тогда у местных советов было значительно больше прав, в частности, организовать референдум, поэтому наш совет это сделал.
– А как прошло голосование?
– В референдуме участвовало больше 50% населения – больше половины города, имеющей избирательное право, пришли на участки, то есть выборы состоялись. А из них почти 90% проголосовало за то, чтобы предоставить Нарве статус автономии.
– Т. е., согласно законодательству, референдум состоялся, тогда почему же он был в итоге признан незаконным?
– Когда мы готовили референдум, мы заявляли, что будем соблюдать все демократические принципы. К нам приезжали Верховный комиссар по делам национальных меньшинств ОБСЕ Макс ван дер Стул, премьер-министр Швеции Карл Бильдт, премьер-министр Эстонии Март Лаар на переговоры. Мы пришли к выводу, что вопрос признания референдума должен решить суд. А когда нас пригласили и зачитали решение, что изначально референдум был проведен незаконно, поэтому его итоги не имеют силы, суд не дал возможности оппонировать юристам и нашим представителям.
О какой тут демократии вообще можно говорить?
После этого мы стали обращаться к международным организациям, которые защищали права нацменьшинств. Единственный, кто откликнулся, г-н ван дер Стул – он еще раз приехал сюда и вручил правительству несколько предложений. Они должны были решить те проблемы, которые лежали в основе нашего референдума. Их них к сегодняшнему дню было выполнено одно, касающееся смягчения получения гражданства.
– Как отреагировало население Нарвы на непризнание их волеизъявления, были ли протесты?
– Были радикально настроенные группы и с одной, и с другой стороны, были и те, кто призывал к оружию. Нам тоже досталось за то, что мы не призвали народ к протесту, а обращались к другим методам, в частности к содействию международных организаций. Кто-то нас даже называл предателями за то, что мы не выполнили наказы своих избирателей. Также со стороны правительства пошли предложения, мол, уйдут из власти сторонники референдума, тогда Нарве предоставят культурную автономию, язык и тому подобное. Но это так и не осуществилось за четверть века.
– Сожалеете ли вы о том, что не пошли до конца в этом вопросе?
– Наверное, у нас на тот момент другого выхода не было. Поддержки со стороны ОБСЕ и демократических странах Европы мы не получили, Россия под руководством Ельцина нас просто "сдала" тогда, хотя отдельные депутаты и пытались помочь. А если не было никакой помощи, то о какой победе на референдуме вообще можно было бы говорить?
Вот даже на примере Крымского референдума, было все проведено в соответствии с нормами, а весь мир его до сих пор не признает. Потому что еще в наше время демократические процессы шли по принципу "белое – это черное, а черное – это белое", мы и не смогли это преодолеть.
– Как думаете, почему Россия не поддержала Нарву в 1993 году?
– Когда г-н Ельцин приехал в Эстонию, прямо эстонским руководителям сказал, что если русские соотечественники в Нарве не успокоятся, то они в первую очередь и пострадают – танки через регион пойдут. Вот примерно такой и был разговор.
Накануне проведения референдума мы искали пути решения проблемы с русскоязычным населением, мы дважды ездили к Ельцину и давали свои рекомендации по договору о сотрудничестве России и Эстонии, просили его не подписывать этот документ в таком виде, потому что он не защищал наши права. Более двадцати лет прошло с момента этого договора, а он так и не заработал.
– Как вы думаете, спустя двадцать пять лет сохранился ли в Нарве запрос на автономию или все-таки политическая конъюнктура изменилась?
– Мой великий русский народ намного умнее, потому что пытается найти компромиссы и в конечном итоге отбивает свои позиции, которые не может отстоять, борясь "лоб в лоб". Многие в Эстонии уже приспособились к текущему положению вещей, начали свой бизнес. Я думаю, что сейчас в Нарве референдум не актуален. Кроме того, события 1993 года для многих стали уроком, появился некоторый страх. Я просил одного из активнейших участников референдума дать интервью о том, что было четверть века назад, он отказался поднимать вновь эту тему.
– Как-то отразился прошедший референдум на его активных участниках, были ли последствия?
– Ко мне приезжали из эстонского правительства, предлагая уйти из власти вместе со сторонниками взамен на гражданство. Запугивания были сразу, как только прошел референдум. Власти приняли решение о банкротстве нашего самостоятельного нарвского банка, потом придумали санации для одного из крупнейших предприятий, в результате чего его штат сократился на 70%.
Почему наш городской совет так смело выступал? Потому что мы пользовались большой народной поддержкой.
Кроме этого, избиратели были сконцентрированы в промышленных предприятиях, которые нам помогали. Нам еще на этапе подготовки к референдуму в правительстве обещали не вмешиваться в процесс, а потом с экранов телевизора мы услышали угрозы, вплоть до того, что отправят танки на подавление мятежа в Нарве.
Недавно в музее проводили выставку, посвященную событиям 1993 года, где говорилось, что идея референдума была правильной, но никто не занимался претворением ее в жизнь. А что мы могли сделать, если через два месяца состоялись выборы в местные органы власти совершенно по другим законам – 90% сторонников референдума были лишены возможности избираться в состав городского совета. Пришли совершенно другие люди.
Закон о создании культурной автономии выеденного яйца не стоит. После этого референдума его быстро сочинили, а из него только один раздел действует – о национально-культурных автономиях, которые существуют и так по народной инициативе.
– Несколько лет назад бывший глава правительства Март Лаар говорил, что в 1993 году Эстония совершила ошибку, повернувшись к Нарве спиной. Вы с ним согласны?
– Да, отвернулись, проводились мероприятия, которые не укрепляли регион, а наоборот его разрушали. Результаты референдума никто не учел – как пойдет, так пойдет, разбирайтесь в этом сами. Мы пытались самостоятельно развивать регион, но, увы, не все получалось. А сейчас, видимо, какие-то проблемы возникли, поэтому президент и премьер-министр стали посещать Нарву. Но, как по мне, так это скорее, чтобы создать информационный эффект, нежели что-то толковое.
– Как вы думаете, отразился ли положительным образом на русскоязычном населении Эстонии приход центристов к власти?
– Мне сложно сказать, что сейчас собой представляет Центристская партия, по моему мнению, ее поддержка русскоязычным населением республики значительно сократится на выборах весной 2019 года. Нынешнее правительство мало что сделало для Нарвы. Если говорить о Центристской партии при Эдгаре Сависааре, я выражаю ей благодарность. В том момент мы могли о чем-то договариваться, по крайней мере, со стороны Сависаара было желание идти нашему региону навстречу. Мы обсуждали вопросы образования и создания свободной экономической зоны.
– Сейчас в парламенте активно обсуждают образовательную реформу, в основе которой должно лечь полное эстоноязычное образование и, по сути, ликвидация русских школ. Как вы считаете, может ли этот вопрос вновь возродить вопрос об автономии русскоязычного региона? Или его население уже готово к подобным переменам?
– Нельзя сказать однозначно, в принципе ситуация с языком изменилась.
В 1992 году я давал интервью одному изданию, где усомнился в том, что Нарва через пятнадцать лет заговорит по-эстонски. Так вот, прошла уже четверть века, и Нарва до сих пор не говорит по-эстонски, хоть и понимает его. Может, пора уже остановить это наступление на русский язык? Пусть люди говорят на тех языках, которые им доступны, и тогда они будут друг друга лучше понимать.