Будущее России и Эстонии после 20 августа 1991 года, когда последняя провозгласила свою независимость, не могло формироваться по российско-белорусскому сценарию, но определенная версия российско-финской модели отношений могла состояться. В 1990–1994 годах Москва сделала немало шагов навстречу Таллину. Главный из них – признание независимости.
Проблема даже самых сильных экспертов, занимающихся вопросами трансформации СССР, заключается в том, что они пытаются построить схему, пригодную для исследования всего постсоветского пространства. Иными словами – объяснить события 1991 года одновременным взглядом из Москвы, Вильнюса, Тбилиси и Алматы. Сама такая постановка вопроса контрпродуктивна.
Существенно лучше решается задача объяснения событий 1991 года, если "разбить" постсоветское пространство на вполне очевидные территориально-политические блоки. В этом случае как отдельные общности выглядят Закавказье, Средняя Азия, Белоруссия, Украина и тяготеющая к ней Молдавия и, разумеется, Прибалтика.
Только спустившись еще на один таксономический уровень, мы увидим, например, что в Грузии, Армении и Азербайджане при общем сходстве процессов были серьезные различия. Похожим образом ситуация развивалась и в Прибалтике.
Тридцать лет, прошедшие после восстановления независимости Эстонской Республики, – вполне достаточный промежуток для того, чтобы порассуждать об этом не только с политологической, но и с исторической точки зрения. Особенно велик соблазн исторического анализа с позиции очевидца событий.
В силу ряда личных причин с лета 1987 года практически все свободное время я (автор Николай Межевич – прим. Baltnews) проводил на территории Эстонской Советской Социалистической Республики и наблюдал бо́льшую часть процессов, начиная с митинга 23 августа 1987 у горки Хирве в Таллине. Тот митинг был посвящен оценке советско-германских договоренностей, но объективно стал первым ударом похоронного колокола по советской власти в Эстонии и всему СССР.
К концу 1987 года стало ясно, что прежняя модель отношений центра и Таллина завершается. При этом летом 1987 года никто не предполагал, что СССР исчезнет через четыре года. Более вероятным считался вариант "подлинной федерации", конфедерации или квазиконфедерации, какой-то реинкарнации Великого княжества Финляндского.
Предпосылки
Для этого были важные национально-эстонские предпосылки. Карл Аст, один из политиков, стоящих у истоков эстонской государственности (социал-демократ), так писал в 1927 году о событиях 1918 года, в которых он принимал непосредственное участие:
"Сомневаюсь, будет ли полная независимость Эстонии экономически посильной и осуществимой. Я полагал, что, входя в федерацию, как автономная единица, Эстония может иметь достаточные возможности развивать свою культуру. Признаюсь откровенно, полную независимость я считал даже вредной и усматривал в этом требовании чрезмерную националистичность".
В меморандуме от 5 апреля 1917 года представители эстонской национальной элиты писали в адрес Временного правительства: "Об отложении от государства Российского в Эстонии никто не думает и не говорит. В Эстонии стремятся к близкому соединению с русским народом на основе федеративного устройства Российского государства c автономной Эстонией. [...] Мы являемся верными гражданами России. С нею нас связывают жизненные интересы".
В 1988 году в Эстонии в прессе был поставлен вопрос о взаимосвязи договоров о взаимопомощи между СССР и прибалтийскими республиками и возможности изменения статуса Прибалтики в 1940 году. Это позволило в Эстонии и Латвии внедрить в общественное сознание установку об автоматической связи между событиями вхождения стран Балтии в состав Советского Союза и поставить вопрос о континуитете существования Эстонии и Латвии с 1920 года.
Далее – все просто: понятия "оккупация", "оккупанты", "агрессия" из области политического фольклора перейдут 21 августа в сугубо юридические формулировки.
По сути, Советский Союз сам вырастил своих ликвидаторов. Лидеры Народного фронта Эстонии (НФЭ) состояли в КПСС, получали прекрасное высшее образование, разумеется, бесплатно, кандидатские и докторские степени, лауреатские звания, квартиры и машины от советской власти.
После 1991 года некоторые эстонские коллеги в частных беседах очень аккуратно указывали на то, что, если бы Михаил Горбачев пошел на особый статус Эстонии в 1988 году, эта модель устроила бы практически всех, включая национал-радикалов. Однако поскольку политика Горбачева характеризовалась постоянным запаздыванием, ничего не получилось.
1–2 октября 1989 года состоялся конгресс Народного фронта Эстонии, приветствие которому отправил Горбачев и на котором выступил первый секретарь ЦК Компартии страны Вайно Вяляс, заявивший: "Компартия хочет видеть в НФЭ массовое общественное движение, которое может вместе с партией принять на себя ответственность за переход от сегодняшней к завтрашней Эстонии".
Однако, когда в начале 1991 года Александр Яковлев предлагал статус автономии Эстонии, но этого было мало даже для обеих эстонских коммунистических партий. Выборы нового органа Съезда народных депутатов показали феноменальную слабость союзного центра.
Внутримосковский конфликт привел к тому, что советская власть не только не поддержала своих сторонников, но и сделала все для того, чтобы в составе межрегиональной депутатской группы на Съезде народных депутатов СССР сформировался мощный, интеллектуально сильный и жестко политически мотивированный блок депутатов от Прибалтики, где представители Эстонии играли очень важную роль.
Мне тогда были доступны все материалы, распространяемые депутатами от Прибалтики, а в мои обязанности входила подготовка аналитики для работы шефа в Комиссии по межнациональным отношениям и Комиссии по оценке последствий пакта Молотова – Риббентропа. Общение с большинством депутатов от Прибалтики показало высокую степень их единства в вопросе нахождения в составе СССР. К 1991 году даже наиболее толерантные из них и всем обязанные Советскому Союзу стали противниками сохранения республик в едином государстве.
Кроме того, признание "особости" прибалтийских республик не было чуждо даже центральным властям СССР: только в отношении этих республик был принят акт признания независимости – в решении Государственного Совета СССР от 11 сентября 1991 года декларировалось признание государственной независимости Латвийской, Литовской и Эстонской республик.
При этом игнорировалось очевидное – провозглашение независимости было сделано Верховным Советом ЭССР-ЭР, избранным в соответствии с "оккупационным" законодательством и по сути своей являвшийся "оккупационным" органом власти, пытавшимся вступить в переговоры с "оккупировавшим" его государством.
Следует согласиться с давней, но проверенной временем оценкой Совета по внешней и оборонной политике (СВОП): "Поспешность и непрофессионализм, с которым МИД России в пику ослабленному руководству СССР оформил "развод" с государствами Балтии привел к тому, что после декабря 1991 года возникли острейшие проблемы форсированного вывода войск из Прибалтики, статуса русского населения, демаркации границ".
День сегодняшний
Главной доминантой внутренней и внешней политики Эстонской Республики после восстановления независимости 20 августа 1991 года является стремление к полному воссозданию государственного и экономического строя, существовавшего до событий 1939–1940 годов.
Тогда Эстония была президентской республикой (от нее отказались, но это мало на что повлияло) с хозяйством, основанном на частной собственности и ориентированном главным образом на западные рынки, но со сбалансированной, многовекторной политикой. Отказ от минимально рациональных отношений с Россией сыграл против стабильного развития эстонской государственности.
Географическая близость предопределила весьма тесные экономические и политические отношения двух народов. Да, непростая история сформировала стереотипы взаимного восприятия, не добавляющие оптимизма. Роль экономики в отношениях Эстонии с Российской Федерацией минимальна, зато политическая конфронтация, инициированная эстонской стороной более двадцати лет назад, определяет все.
Демонстративно недружественные шаги официального Таллина накапливают потенциал неизбежных ответных мер. Признание Россией независимости и суверенитета Эстонии как государства, возникшего в 1991 году, предполагает как взаимные права, так и взаимные обязанности.
Попытки Таллина забрать все права себе, а все обязанности делегировать Москве исключает возможность эффективного диалога двух стран.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.