В августе 1991 года СССР – самая большая страна в мире – начала распадаться. О том, какие настроения царили в это время в Эстонии, в чем были ошибки союзного центра и какой прибалтийская республика стала спустя 30 лет, Baltnews поговорил с бывшим членом Народного фронта страны Игорем Розенфельдом.
– Г-н Розенфельд, как население Эстонской ССР восприняло начало перестройки?
– На первом этапе перестройки население хотело обновления советской системы. Но центральная власть СССР не смогла предоставить внятного проекта. У Москвы не было четкого понимания, что делать. Поэтому после так называемой пробуксовки (замедления темпов преобразований в СССР во второй половине 80-х годов – прим. Baltnews) появился Народный фронт, но его первоначальные требования были направлены на реформирование реального социализма.
Уже потом задним числом некоторые консервативные группировки начали доказывать, что [генсек ЦК КПСС Михаил] Горбачев не прав, что вообще не надо было начинать. Начинать следовало, но нужно было иметь какой-то проект. Поскольку у Москвы его не было, все закончилось тем, что стали побеждать радикальные националистические силы. Вот это привело к тому, что Советский Союз развалился. Но с моей точки зрения, возможность реформирования была.
– По вашему мнению, Эстония могла остаться в составе СССР?
– Да. Я считаю, что в первый год с 1988 по 1990 год была возможность реформирования, но надо было быстро принимать программу Народного фронта, и тогда бы это было реформирование советской системы. Обратите внимание, что развалился не только Советский Союз – развалилась система так называемого реального социализма.
Если бы план действий был, то можно было удержать влияние Советской России над этими территориями от Эстонии до Восточной Германии. Было два варианта развития: либо заниматься, либо не заниматься политической реформой.
Первый сценарий – так называемый китайский. Там заблокировали все политические изменения, но они провели очень серьезную экономическую реформу. В Советском Союзе ее не провели, а когда прошли на политическую, то это требовало определенных действий.
С моей точки зрения, надо было создавать реформаторскую часть компартии, чтобы у реформаторов какая-то опора была. Поскольку политической опоры не было, то победили правые силы. Они начали реставрировать традиционную западную систему. То есть политические действия московского центра в условиях политической реформы не были продуманы, а требовались очень быстрые четкие действия, тогда можно было бы сохранить какое-то влияние Советской России.
– Как вы отнеслись к созданию Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП)? Какие действия тогда предпринимал Народный фронт Эстонии?
– Учреждение ГКЧП – это попытка создания новой диктатуры, ведь в Советском Союзе существовала однопартийная система, но политическая реформа предполагала создание многопартийности. Задача Запада была в том, чтобы правые партии пришли к власти. Возможен был вариант прихода левых сил, в случае него Советская Россия могла сохранять контроль.
Для того, чтобы это сделать, требовалось реформировать политическую систему – создавать левые силы, которые взяли бы контроль на себя. Таких сил не оказалось, поэтому на постсоветском пространстве к власти стали приходить правые, которые занялись восстановлением западного общества.
– На выходе из СССР в Эстонии была достаточно сильная партийная и комсомольская организация, многочисленный рабочий класс. Почему они не стали защищать режим?
– Когда эти процессы начались, в Эстонии имелись силы, которые были сторонниками сохранения советского варианта. Московский центр вел себя или неграмотно, или заранее ошибочно – не поддерживал он эстонских реформаторов. Считалось, что эстонский Народный фронт – это только сторонники независимости, но это довольно сложная тема. Одно дело – независимость в левом варианте, а другое – в правом.
В принципе, надо было соглашаться на союзный договор и конфедерацию или на независимость Эстонии в левом варианте. В этом ничего страшного не было, если сохранялся мир реального социализма в независимом виде.
Консерваторам было все равно, им лишь бы удержать в составе России эти республики, что уже было невозможно при политической реформе. Поэтому так и произошло, что сторонниками независимости оказались почти все.
Первоначально была идея союзного договора. Такой вариант был бы возможен при поддержке Москвы. Через год-полтора появились правые партии эстонских националистов, они жестко ставили вопрос о независимости и приобретали все бо́льшую популярность. Результат мы знаем – Россия вообще потеряла контроль над этими территориями.
– То есть если бы союзный центр занял более гибкую позицию, все могло бы пойти по другому сценарию?
– Я думаю, что были варианты. Даже последняя попытка Горбачева – это Новоогаревские соглашения, которые должны были быть подписаны 20 августа, а путч был 21-го. Смысл заключался в том, что Прибалтика выходит из Советского Союза, а все остальные остаются.
Во-первых, было поздно, а во-вторых, что сделали путчисты? Они, условно говоря, в августе 1991 года попытались провести китайский вариант, а реально получилось так, что они подорвали власть Горбачева, и все развалилось.
– Сейчас исполняется 30 лет независимости Эстонии. Что получилось и чего не получилось у "новой" Эстонии?
– Эстония, как и вся Прибалтика, как и вся Восточная Европа, перешла под западный контроль. Есть много плюсов, но есть и серьезные проблемы. Вся промышленность разрушена. Конечно, общество открытое, можно теперь ездить, но какие-то вещи можно было сохранить в Эстонии. Зачем надо было уничтожать всю энергетику?
В Прибалтике много положительного, я не могу сказать, что тут все плохо. Эстония – комфортная страна. Много сделано хорошего, но есть и серьезные проблемы.
– Можно ли было тогда предположить, в каком состоянии через 30 лет будут находиться отношения между Россией и Эстонией?
– Уже в 1991 году было все хорошо видно. К власти пришли эстонские консерваторы. Вначале это была Партия эстонской независимости, затем – "Отечество" (Isamaa).
Я помню, как Март Лаар стал премьер-министром. При нем сразу стали выгонять из посольства дипломатов, которые хотели сотрудничать с Россией. У них была другая концепция: иметь с Россией жесткие, враждебные отношения. Промышленность, которая ориентировалась на Россию, надо было сломать. Это и происходило.