Почти три десятилетия назад Союз Советских Социалистических Республик фактически прекратил свое существование. На его руинах стали рождаться новые независимые государства. Латвия, Литва, Эстония одними из первых объявили о своей независимости. В каждой из тогда еще советских республик Прибалтики происходили одновременно и разные, и схожие необратимые процессы.
Глава Координационного совета российских соотечественников Эстонии (КСРСЭ) Владимир Чуйкин с 1989 по 1993 год являлся председателем городского совета Нарвы. В разговоре с Baltnews он поделился своими воспоминаниями о событиях августа 1991 года и рассказал, через какие "тернии" Эстония прошла и до каких "звезд" добралась за эти 30 лет.
– Владимир Анастасович, какие настроения царили в Эстонии в августе 1991 года?
– К августу 1991 года был уже такой разброд, такие шатания, что многие понимали – Союз гибнет. Кто-то мне даже, я помню, звонил и говорил: "Теперь и на нашей улице праздник". Я тогда отвечал, мол, не торопитесь, еще неизвестно, чем это все обернется.
Интересно, что те, кто называл себя рьяными демократами, в первые дни, то есть 18–20 августа, просто попрятались или разъехались, кто куда. Что касается националов, которые сегодня у власти в Таллине, – они проснулись лишь к ночи 20 августа, когда поняли, что ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению – прим. Baltnews) проиграл.
– 18–21 августа 1991 года в Москве произошла попытка государственного переворота. Как в Эстонии восприняли эту новость? Что чувствовали и на что надеялись?
– Тогда по-разному все отнеслись, конечно. Чувствовались неопределенность и даже испуг у большинства. Это был период отпусков, многие находились в отъезде, я – в том числе. Накануне вечером я приехал домой, случайно, и мне сообщили по телефону: Горбачев – неизвестно где, в Москве – танки…
Народ, конечно испугался – а что же будет дальше. Мне кажется, это был не сугубо национальный [русский] вопрос, испуг был по всей стране. Сегодня по прошествии всех этих лет я могу с уверенностью сказать, что надежды были на восстановление порядка в стране.
– Вы тогда являлись председателем городского совета Нарвы. Как жил город в те августовские дни?
– Если говорить о наших нарвских депутатах, то в те дни мы, конечно, все поддерживали [президента СССР Михаила] Горбачева постольку-поскольку, но хотели бы более жесткой политической линии. В целом ГКЧП никто в Нарве не поддержал. Наш нарвский и силламяэский горсоветы спасло только то, что никто из нас не высказался за, но и не выступил против ГКЧП.
В Нарве мы оценили серьезность обстановки и приняли волевое решение: мы идем своим путем, мы – сегодняшняя власть в городе, и мы ее будем сохранять, а дальше – будь что будет. Мы находились, как говорится, меж двух огней.
В Эстонии считали, что мы промосковские, из Москвы мы казались проэстонскими. И тогда мы выстояли, решив, что будем исполнять законы Советского Союза, законы Эстонской ССР.
В 1991 году ощущалась сплоченность нарвитян, и мне сейчас очень приятно это вспоминать. Жители продолжили поддерживать избранную власть – нарвский горсовет. Никто не выступил против нас. Перед тем, как принять непосредственное решение, мы советовались. Собрали представителей трудовых коллективов, избранных депутатов Верховного совета, депутатов эстонского парламента. Мы обсудили, как поступить, и приняли единственно верное решение.
К сожалению, были случаи, что называется, "подстав". Моего коллегу, председателя горсовета Котхла-Ярве подставили журналисты, которые перевернули его слова, сообщив, что он поддерживает ГКЧП. Более того, они пытались привлечь его к суду за то, что тот якобы запретил вещание радио. Да, такое было, правда. Однако мера была своевременной.
Тогда и я написал записку, письменное распоряжение начальнику узла связи, чтобы переключили радио с одной программы на другую. Та, которую я попросил выключить, была излишне "демократической", иначе говоря, просто нагнетала обстановку.
По радио кричали: "Танки, танки в Москве давят людей!". Вот я и попросил переключить, не надо заводить людей. А когда ГКЧП закончила свое существование, ответственные люди просто принесли мне мою записку обратно со словами: "Поступайте с ней, как считаете нужным". Я с благодарностью вспоминаю этот момент. И многие поступали так, многие помогали нам.
Место русских в новой Эстонии
– Когда и почему русских Эстонии вычеркнули из общественно-политической жизни?
– Все это происходило под давлением националистических гражданских комитетов. Был проведен референдум по принятию конституции Эстонской Республики. При этом в самом референдуме могли принять участие лишь потенциальные граждане ЭР, а мы не имели права голосовать.
Тогда и была принята конституция 1938 года, согласно которой гражданами Республики признавались потомки тех, кто находился на территории Эстонии на момент действия этой самой конституции, то есть с 1938 по 1940 годы. Русские же в большинстве своем приехали уже после 1945 года, поэтому они и не стали сразу гражданами Эстонии.
При этом в течение пяти лет они не могли получить даже вида на жительство. Все это стало причиной тому, что русские были вычеркнуты из политической, экономической жизни страны. И это было страшнее того, что, по словам эстонцев, происходило с ними в годы так называемых сталинских репрессий. Ими было сделано все то же самое, только в "белых перчатках".
– Таким образом и появился абсурдный институт негражданства?
– Да, да, именно так. Прошло 30 лет, а проблема никак не решается. Сегодня в Эстонии проживает три категории людей: граждане России, которые сразу приняли российское подданство, увидев, что по эстонской конституции им гражданами не быть.
Были люди, которые заняли выжидательную позицию и получили паспорт лица без гражданства. Причем сегодня существуют еще и типы "лиц без гражданства", их много, но никто особо не хочет в этом разбираться. Ну и, соответственно, граждане Эстонии.
30 лет сегрегации
– Как менялась жизнь в стране на протяжении трех десятилетий?
– До 2007 года наблюдался процесс сближения русской и эстонской частей населения. В 2007 году после известных событий Бронзовой ночи, когда памятник советскому солдату был перенесен, политика эстонских властей значительно изменилась.
На сегодняшний день ни о какой интеграции и речи не идет. Налицо сегрегация общества, разделение на эстонскую его часть и неэстонскую.
– К чему может привести такая политика в будущем?
– В Европе сегодня происходят абсолютно идентичные процессы. Венгрию поносят – якобы она не признает какие-то меньшинства. Разве она унижает эти меньшинства? Нет, она воспитывает нормальное поколение.
Венгерские власти сопротивляются этому [европейскому давлению], эстонские власти – наоборот поддерживают. Ни премьер-министр, ни президент, ни парламентарии не видят проблемы в том, что уже четыре месяца правозащитник [Сергей Середенко] сидит в эстонской тюрьме. Об этом в Эстонии молчат, зато каких-то деятелей, задержанных в России, Белоруссии, Литве, замечают.
– За прошедшие 30 лет выросло целое поколение. Его представители ассимилировались?
– Да, идет процесс именно ассимиляции русских, а не интеграции. Молодежь, безусловно, учит [эстонский] язык, и все равно ощущается разделение общества. Ситуация в стране сегодня такова, что ты должен знать эстонский язык, иметь эстонское гражданство, а иначе у тебя не будет одного, второго, третьего.
Да, надо знать язык, и никто не против этого. Но это должен быть обоюдный процесс. Другая сторона тоже должна в той или иной степени знать русский, потому что, когда они [эстонцы] поедут в Латвию, Литву, Белоруссию, Россию, они явно не на английском с местными жителями будут общаться. Вот этого они никак не могут понять.
Мы учим эстонский язык и, я повторюсь, никто не против этого. Однако нас хотят заставить учиться, получать образование на эстонском языке. А это в корне неверно. Образование надо получать на своем родном языке.
Русскоязычное образование выдержало испытание временем. Люди, получившие образование на русском языке здесь, в Эстонии, стали профессорами, учеными, политиками. И я говорю не только о русских, я говорю и об эстонцах. К чему идет Эстония – я не знаю. Мне очень печально наблюдать всю эту ситуацию, когда сегодня заботы о человеке со стороны государства практически нет.