Начало Отечественной войны 1812 года вызвало среди прибалтийских немцев подъем патриотических настроений. Наиболее ярко их выразил лифляндский просветитель и публицист Гарлиб Меркель в своем воззвании "К жителям остзейских провинций России". Он призывал сограждан сплотиться для "защиты отечества от иноземного, позорного ига", забыв о любых различиях. "Все мы – русские! Никем другим не хотим мы быть! – провозглашал Меркель. – Мы – русские, как у своих очагов, так и на поле сражения готовы к любым жертвам, к любому напряжению сил, к самой смерти ради возлюбленного монарха и спасения Отечества!".
Тогда же в июле 1812 года к лифляндскому дворянству обратился губернатор Фридрих фон Сиверс с призывом подняться на защиту родины. В его обращении есть такие слова: "Отец Отчизны нашей, великий наш благодетель, наш великий государь возгласил о непоколебимом своем решении: "Не положу оружия, покуда хоть один недруг остается в царствии моем", то есть сражаться до тех пор, пока не будет заключен славный мир". Сиверс призывал помнить о "мужественном духе предков-рыцарей", во всем руководствоваться одним только лозунгом "Император и Отчизна" и идти на врага с одним желанием – "победить или умереть".
Хотя прибалтийские губернии были освобождены от рекрутских наборов, тем не менее Лифляндская губерния выставила ополчение более 4 тысяч человек. В Дерптском и Перновском уездах, а также на острове Эзеле (ныне Сааремаа) было набрано 400 стрелков. Кроме того, сформировались два отряда добровольцев под командованием поручиков Петра фон Шмидта и Нирота. Эстляндская губерния вместо ополчения выставила рекрут сверх положенного числа в действующую армию.
Добровольцами в русскую армию поступили все студенты, изучавшие в Дерптском (ныне Тартуском) университете военные науки. Студентов медицинского факультета направили в полевые лазареты и военные госпитали. Среди них, в частности, были впоследствии известные ученые – основатель отечественной эмбриологии, академик Карл Максимович (Карл Эрнст) фон Бэр и будущий ректор Дерптского университета Якоб Фридрих Паррот. Их определили в рижский военный госпиталь.
Проявлением искренних товарищеских чувств стало то, что дерптские студенты по собственной инициативе оказывали материальную поддержку своим курляндским соученикам, оказавшимся буквально без средств к существованию после того, как французские войска заняли Курляндию.
Патриотизм выразился и в денежных пожертвованиях прибалтийских губерний на военные нужды. Так, от Лифляндии, не считая расходов на содержание ополчения, они составили 2,6 млн руб., от Эстляндии – 600 тыс. руб. и от Эзеля – 150 тыс. руб.
Участие же Курляндской губернии в войне, как отмечал в своей записке советник Курляндского губернского правления Иван Иванович Дидерихс, выразилось в многочисленных поставках в российскую армию съестных припасов, в устройстве подвижного провиантского магазейна и поставке под его нужды обозной прислуги, лошадей и пароконных подвод, поставках фуража и лошадей под артиллерию. По его словам, дошедшая до курляндцев "горестная весть о вступлении неприятеля в Москву повергла их и без того уже удрученных горем, еще в большую скорбь. Чувство смертельной боли пронзило их сердца, трепетавшие за родину, и опечаленные взоры обратились к востоку в надежде, не блеснет ли оттуда луч спасения, и вскоре ударил час освобождения…". И далее "…что жители Курляндской губернии своими действиями как при вторжении неприятеля, так и во время наступления и изгнания последнего, доказали свою неизменную преданность и приверженность великой родине и что они в пожертвовании своим имуществом с честным сознанием долга не отстали от внутренних губерний, об этом факты и цифры говорят яснее, чем могло бы это доказать самое тщательное расследование".
Участие представителей прибалтийско-немецкого дворянства в войне 1812 года бесспорно свидетельствовало об остзейском патриотизме. Военная профессия традиционно пользовалась большой популярностью у прибалтийского дворянства. На протяжении веков во многих остзейских родах сложились целые военные династии, среди них – Палены, Врангели, Ренненкампфы, Икскюли, Сиверсы, Будберги, Таубе и многие другие. Для остзейских дворян, воспитанных на примерах рыцарской доблести предков, понятия долга, чести и вассальной преданности монарху отнюдь не были пустым звуком.
Представительство остзейцев в рядах русской армии в 1812 году было чрезвычайно высоко. В самом ее начале в качестве офицеров в ней служило 324 эстляндских дворянина, практически по одному офицеру из каждой дворянской семьи Эстляндии. Всего же, по подсчетам исследователей, в войне 1812 года участвовало 800 прибалтийских дворян.
Среди них выдающиеся русские военачальники – главнокомандующий русской армией Барклай де Толли и эстляндец генерал-квартирмейстер Толь. К числу блестящих офицеров русской армии принадлежали остзейцы – братья графы фон дер Палены Петр, Павел и Иван, бароны фон Будберг, фон Врангель, Дризен, фон Штаден, фон Рюдигер и многие другие.
Прибалтийско-немецкими дворянами были 11 командиров корпусов, причем лишь одним кавалерийским корпусом (корпус Уварова) командовал не остзеец, 4 командира дивизий и 17 бригадных командиров. Практически в каждом пехотном, кавалерийском и отдельном корпусе, а также в каждой из трех русских армий мы находим представителей прибалтийского дворянства в офицерских должностях. Наполеоновские войны пережило не менее 69 генералов прибалтийско-немецкого происхождения. О героизме прибалтийско-немецкого дворянства в 1812 году в полной мере свидетельствует число награжденных высшей боевой наградой того времени – Георгиевским крестом. Георгиевский крест второй степени получил один, третей степени – восемь, четвертой степени – двадцать один остзейский дворянин.
В память об участниках войны 1812 года и заграничных походов 1813–1814 годов русской армии эстляндское дворянство установило мемориальные мраморные доски в Доме дворянства, которые после обретения Эстонией независимости в 1920 году были перенесены в таллинскую Домскую церковь, где их можно видеть и сейчас. На белых досках поименно перечислены оставшиеся в живых участники войны – эстляндские дворяне, а на черной доске указаны павшие.
Живой памятью о 1812 годе является мавзолей Барклая де Толли, построенный в 1823 году по проекту архитектора Аполлона Щедрина. В подвальном этаже находятся саркофаги полководца и его супруги Августы, урожденной фон Смиттен. В глубине мавзолея расположена скульптурная группа – бюст Барклая де Толли и аллегорические фигуры скорбящей России и богини Афины Паллады. Рельеф на цоколе монумента изображает вступление русской армии в Париж в 1814 году.
Надо согласиться с тем, что вклад прибалтийско-немецкого дворянского сословия в конечный успех в войне 1812 года в полной мере сопоставим с вкладом в этот успех коренного русского дворянства, и еще раз свидетельствует о его беззаветной преданности России и ее монархам.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.