Священник Игорь Прекуп, настоятель православного храма в Палдиски, рассказал о своем пути к Богу и высказал ряд своих соображений о православном расколе в Эстонии и на Украине. В Эстонии, по его мнению, священнослужители Московского и Константинопольских патриархатов находятся отнюдь не в равноправном положении: одни выступают на правах собственников, другие – в качестве арендаторов. Об этом и многом другом – в его эксклюзивном интервью Baltnews.
Я из семьи потомственных атеистов
– Отец Игорь, у вас очень насыщенная биография. По первой специальности вы художник-график, выпускник художественного института. Потом у вас были духовная академия и духовная семинария. Чем объясняются столь разные сферы вашей деятельности?
– Честно говоря, я до сих пор не могу этого понять: мое поступление в художественный институт произошло больше по инерции, заданной обучением в художественной школе, или все же по призванию? Наверное, последнее, хотя в выпускном классе я раздумывал о том, куда поступать: хотел идти или на журналистику, или на юриспруденцию. Нет, мое поступление в Эстонский государственный художественный институт не было поиском себя. Оно явилось следованием зову сердца, но уже по вполне намеченному маршруту.
– Путь к вере и к церковному служению шел из семьи ваших родителей?
– Точно не из семьи. Я из потомственных атеистов. Моя бабушка по линии матери была твердо уверена, что даже те, кто называют себя верующими, в том числе и священнослужители, сами не верят в Бога. Не было и каких-то усердных исканий. Господь через людей поставлял нужную мне литературу и в очень грамотной последовательности. Я с детства задумывался о существовании Бога, о жизни и смерти, но это были никак не поиски, а размышления и наблюдения.
И вдруг где-то лет в 16 я случайно услышал важнейшие слова в своей жизни: "Бог есть любовь". Это произошло благодаря тому, что в нашем кругу появился человек, не вписывавшийся в привычные стандарты – начинающий в ту пору режиссер Борис Конунов. Он был мужем маминой сотрудницы по организационному отделу Академии наук Молдавской ССР.
Во время какого-то застолья у нас дома Конунов вспомнил, как "подвизался" ассистентом режиссера Михаила Калика на съемках фильма "Любить". В рамках документальных эпизодов (это было интересное сочетание игрового и документального кино) делалось немало интервью не только с прохожими, но и с очень неслучайными собеседниками. Одним из них был тогда еще совсем молодой священник Александр Мень.
Между съемками юноша спросил батюшку, верит ли он во все это? А отец Александр ответил вопросом на вопрос, спросив его, верит ли он в любовь.
"Так вот, – ответил ему отец Александр, – Бог есть любовь!". А дальше он произнес очень поэтичную фразу, которую Конунов в тот вечер, спустя 10 лет, воспроизвел мне без запинки. Это было своего рода обрамление той истины, возвещенной почти два тысячелетия назад апостолом Иоанном Богословом. Ее поэтическая красота мною очень быстро забылась, но те три слова впечатались, надеюсь, навсегда в мое сердце: "Бог есть любовь…".
Нет, я тогда не стал вдруг верующим. Во всяком случае, до моего принятия христианства оставалось еще пять лет. Но вектор моего внутреннего духовного поиска с того момента стал определенно христианским, хотя тогда я еще этого не осознавал.
– Связать свою жизнь с церковным служением было вашим сугубо личным решением, или же на него повлиял кто-то из духовных наставников?
– Никто мне этого не предлагал. Это было исключительно мое решение. Хотя, конечно, мой духовник, протоиерей Владимир Залипский, в этом меня поддержал. Видите ли, когда я пришел к вере, то почти сразу понял, что все мои прежние метания в разные стороны – и к педагогике, и к медицине, и к юриспруденции, – сочетаются в призвании священника. Он и педагог, и врач, и в основном, наверное, адвокат. То есть не законник в плохом смысле этого слова, а именно специалист по Божественному праву.
– Для своей дипломной работы в Санкт-Петербургской духовной академии вы выбрали тему "Православный взгляд на преподавание христианской этики в старших классах средних школ (Опыт составления методологических пособий)". Чем обусловлен выбор именно такой темы? Вашим стремлением наставить молодежь на путь истинный или чем-нибудь еще?
– Нет, пожалуй, наставником я себя и сейчас не мыслю. Скорее, тут желание поделиться тем, чего не было в моей жизни. В надежде на то, что это поможет молодежи избежать многих ошибок, порой непоправимых. Этих ошибок, быть может, избежал бы и я, если бы в пору своего становления, в тех же старших классах, узнал бы не только о том, что "Бог есть любовь", но и то, что любовь к нему проявляется в жизни по заповедям.
Конечно, в своей преподавательской деятельности я весьма ограничен светской спецификой образования. Впрочем, ограничен даже не столько ею, сколько невосприимчивостью большинства учеников к слову о Боге в чистом виде.
– Расскажите, пожалуйста, о вашем приходе в Палдиски: насколько он велик, кто ваши прихожане?
– Приход небольшой. Ведь населения в Палдиски не более четырех тысяч. Если за воскресной литургией собирается 35 человек – это уже счастье. Прихожане разного возраста. В основном пожилые, но есть и среднего возраста, и молодые совсем, и дети. Эстонцев мало, но есть, в том числе и моя жена.
– Есть ли в вашем приходе воскресная школа, проводятся ли в нем какие-то мероприятия для поддержания православной и русской культуры?
– Есть, но для взрослых. Детская школа по разным причинам действует только на уровне музыкальных занятий. Я занимаюсь со взрослыми. В одну субботу со всеми желающими, в другую – с теми, кто непосредственно занят в богослужении. На них мы разбираем структуру служб и их тексты.
В эстонском расколе виноват митрополит Стефан
– Ощущаются ли, на ваш взгляд, последствия раскола православной церкви в Эстонии на Эстонскую православную церковь Московского патриархата (ЭПЦ) и Эстонскую апостольскую Православную церковь Константинопольской юрисдикции (ЭАПЦ), произошедшего в 1990-х годах?
– Я бы сказал, раскол произошел в 1993-м году внутри только что восстановленной ЭАПЦ. Из нее выделилась раскольническая группировка, узурпировавшая при поддержке некоторых тогдашних госчиновников наименование и правопреемный статус. А в 1996-м году эта структура была принята уже в заявленном ею статусе Константинопольским Патриархом, который решил "восстановить свою юрисдикцию" в Эстонии. Знакомо, да?
И тогда, в 2002-м году, чтобы все-таки зарегистрироваться, нам пришлось отказаться от исторического названия и принять новое: "Эстонская православная церковь Московского патриархата".
Последствия, конечно же, ощущаются. Они проявляются не только в том, что большинство наших приходов – арендаторы исторически своих же храмов. В конце 1996-го года на основании Цюрихских соглашений было восстановлено общение между Московским и Константинопольским патриархатами. Если бы после этого константинопольская сторона соблюдала условия, то все постепенно вошло бы в более-менее приемлемое русло. Сегодня мы бы и сослужили, и сотрудничали в области образования. Во всяком случае, до украинских событий точно так бы и было.
Мое личное мнение: проблема здесь не столько в Патриархе Варфоломее и уж всяко не в государстве, которое готово сделать все, чтобы устранить почву для конфликта, а в нынешнем главе Эстонской апостольской православной церкви (ЭАПЦ) – митрополите Стефане. Он не устает призывать нас к сослужению, но ничего при этом не меняет и продолжает уклоняться от исполнения вышеупомянутых обязательств.
Тем самым он предлагает нам считать нормальным неравноправное положение, при котором одна церковная структура признается правопреемной, а другая – нет, одна – собственником своих храмов, а другая – арендатором.
На Украине – политическая афера
– 15-го декабря 2018 года в Киеве при непосредственном участии экс-президента Украины Петра Порошенко была создана "Православная церковь Украины". Как вы рассматривали это решение тогда? Как относитесь к этому спустя год?
– Хоть тогда, хоть сейчас я считаю это политической аферой, усыпляющей совесть тех, кто хотел бы избавиться от подозрений в неблагонадежности и продажности "клятым москалям", но в то же время не хотел бы считаться раскольником. А тут, пожалуйста – и с Москвой "в порочащих связях не замечен", и аж целый Вселенский Патриарх принимает под свой "омофор" под предлогом "восстановления своей юрисдикции".
А то, что большинство православных на Украине этого мнимого объединения не приемлют, так это дело времени: дожмем, да куда они денутся, если за нами государство и вся земная рать?!
Раскольники, объединенные между собой, действующие на чужой канонической территории, принятые главой какой бы то ни было Поместной Церкви без подобающего покаяния, только от того, что принимающая сторона канонична, сами от этого каноничными не становятся. И не только они не перестают быть раскольниками, но через их принятие впадает в раскол и принимающая их Поместная церковь.
Именно поэтому Московский патриархат и пошел на столь жесткие меры не только в отношении Константинопольского патриархата, но и в отношении всех тех, кто через сослужение признает каноничность Православной церкви Украины (ПЦУ).
– Создание автономной православной церкви Украины – политический процесс?
– Простите, но процесс, о котором мы говорим, – это не "создание автономной православной церкви Украины". На Украине с 1990-х годов существует самоуправляемая Украинская православная церковь Московского патриархата "с правами широкой автономии", как это прописано в Уставе Русской православной церкви (РПЦ). Там уже есть автономная Украинская православная церковь (УПЦ).
То, что было создано сейчас, – это подмена. Причем, что самое смешное, Константинопольский Патриарх дал ПЦУ как бы автокефалию, которую бывший президент Украины, оговорившись, нечаянно назвал "автофекалией", но, если провести сравнительный анализ документов, то мнимая автокефалия Православной церкви Украины намного более ограничена, чем автономия Украинской православной церкви Московского патриархата.
– Считаете ли вы иерархов "Православной церкви Украины" раскольниками?
– И иерархов, и духовенство, и мирян, сознательно это беззаконие поддерживающих. И добавлю еще, что очень горько признавать в этом качестве многих лично мне дорогих священников, перешедших туда.
– Как, по вашим ощущениям, сегодня чувствуют себя канонические православные на Украине, Украинская православная церковь Московского патриархата?
– Я не могу говорить за них.
Конечно, когда только начались события в Донбассе, мне стало ясно, что духовенство и миряне УПЦ МП окажутся в положении "пятой колонны", и доказывать, что это не так, будет просто некому: не захотят слушать. И то, что соблазны выйти из состава УПЦ МП начнут усиливаться в геометрической прогрессии, тоже стало ясно.
Хотя, когда учредили ПЦУ, я все же надеялся, что мои знакомые, о чьих "проконстантинопольских" настроениях мне было известно, все же воздержатся от перехода в нее из элементарной порядочности. Неприлично выходить из сообщества, которое так подло шельмуется, на которое оказывается столь сильное политическое давление. Они и сами ведь не понимают, что это непорядочно. Во всяком случае, виду не подают.
– В 2019 году православную церковь Константинопольского патриархата зарегистрировали в Латвии. Известно ли вам об этом? Кто стоит за таким решением?
– Известно, но я не вникал в детали. Кто стоит, могу предположить, но в таких вопросах нужно иметь доказательства, чтобы о чем-то говорить.
– Почему православную церковь Константинопольского патриархата в Латвии зарегистрировали сейчас, а не несколько десятилетий назад, как в Эстонии?
– Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо владеть информацией совсем на другом уровне. Скажу только, что меня нисколько не удивляет эта регистрация. Удивительно, что этого не произошло раньше. Уже в 1920-е годы все эти принятия под "омофор" частей РПЦ, оказавшихся в суверенных республиках, осуществлялись не без участия заинтересованных крупных держав. Об этом, кстати, проговаривались некоторые государственные и церковные деятели.
Сошлюсь в этом вопросе на нашу с протоиереем Николаем Балашовым книгу "Проблемы православия в Эстонии". Но что от этого изменится? В данном случае могу предположить, что и тут проявился чей-то геополитический интерес. Возможно, когда-нибудь я найду для этого хотя бы косвенные доказательства. Пока же я могу только небезосновательно предполагать.
– Говоря об Эстонии, как повлияло появление автокефалии в начале века на положение Русской православной церкви в прибалтийской республике?
– Никак. В одном из приходов Константинопольского патриархата в Таллине появился священник с украинской фамилией (кстати, из наших, служил у нас, учился в Смоленской семинарии, потом уехал за рубеж, теперь вернулся) и зазывает украинцев "до дому, до хаты". Я даже не знаю, владеет ли он украинским языком.
– Где можно ожидать новую точку раскола?
– В России. Это, конечно, не более чем мои предположения и даже нисколько не прогнозы, но думаю, что все эти разговоры об "отзыве мандата" на автокефалию возникают не на пустом месте. И отзыв решения о предоставлении Киевской митрополии в окормление Русской церкви – тоже своего рода "пробный камень". И не только в адрес РПЦ, но и всех Поместных церквей – как они отреагируют? Сделают вид, что так и должно быть, или проявят принципиальность?
– Появление автокефалий на постсоветском пространстве стихийный или срежиссированный процесс?
– Не хотелось бы казаться болящим конспирологом, но достаточно внимательно проследить за развитием событий, чтобы отмести версию стихийного процесса. Другое дело, что "срежиссированность" отнюдь не говорит об отсутствии объективной почвы для недовольства и обид, соблазнов и раскола, и об освобождении от ответственности тех, кто своими речами, действиями, мимикой, жестами, молчанием или бездействием, быть может, активно содействовал или невольно попустительствовал ее формированию…
– В чем причины подобных процессов?
– Ну, давайте начнем с самого простого – с того, что нам открыто апостолом Павлом, когда он говорил: "...наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной". Это и есть основа.